На привязи (СИ)

Он так быстро вышел, что Марик даже взглядом не успел проследить за ним. Он посмотрел на иглу в вене. Надо же, катетер, а он и не заметил… И льется в него какая-то химия, от которой в голове все плывет, а тело словно на волнах качается. Марик потянулся к игле, чтобы ее вытащить, но рука соскользнула, а в следующий миг раздался вопль Оливера:

— Подождешь!!!

И он вихрем ворвался в палату, с грохотом захлопнул дверь, сокрушив бесшумный доводчик, подхватил на ходу стул и брякнул его у кровати Марика.

— Вы всерьез пошли просто посмотреть экары, и на вас просто накинулся какой-то ненормальный? — сразу же выпалил Оливер и низко наклонился, придирчиво глядя Марику в глаза. — Как же ты плохо выглядишь, Марик — бледнющий и губы все сухие. Никогда не видел, чтобы у тебя на них аж корки были. Я принесу тебе помаду, или чем там ты их мажешь…

— Олли…

— Так что, мне действительно нужно поверить Антону? — продолжил ругаться Оливер, ничуть не растроганный его слабым видом. От его нападок иррационально становилось легче, и Марик опять совершил попытку принять сидячее положение. На этот раз удалось. — Ты считаешь, что я тупой? Как ты мог, — прошипел Оливер. — Сначала говоришь, что я могу тебе доверять, а потом… Стыдно! — рявкнул Оливер. — Чем ты думал?

— Спилец, — ответил Марик. — Он — один в один.

Оливер покивал. Про Спилеца Марик ему рассказывал больше года назад, и уши тогда горели от того, что он впервые выдает кому-то гостайну…

— А знаешь, — уже тише добавил Оливер, — это ведь маска была. Девчонку задержали, она в изоляторе. Я с ней лично беседовал. Она уже начинает понемногу говорить, и в основном выдает твои прегрешения… Слежка в дипе? Это же как пить дать — тюрьма, в лучшем случае — штраф с бесконечным количеством нулей. Допустим, я все устрою, допустим, меня даже не выгонят с работы… Но как же я разочарован.

Оливер покачал головой. Марик не нашелся, что сказать. Девчонка? Маска? Что за ерунда?

— Вытащи иглу из меня, — попросил Марик.

— Вот еще.

— Олли, пожалуйста, я от этой наркоты улетел в стратосферу уже…

— Я больше ни одной твоей просьбы не выполню! — обозлился Оливер. — Точно так же, как ты моих не выполняешь. Ни просьб, ни приказов. У тебя два дня, прежде чем девочку эту возьмет Альянс к себе, ты ведь не сомневаешься, что они ее заберут? Я постараюсь доказать, что это наша юрисдикция, и тем более она напала на полицейского …

— Нет. Они заберут.

— Ага, — согласился Оливер. — А зрачки-то у тебя уже во все глаза. Ты как инопланетянин. Геройствовать было совершенно незачем. И врать мне — тоже. Не жалуйся потом, что тебя никто не любит.

Марик хотел возразить, но язык стал легким, взлетел и прилип к нёбу. Оливер вздохнул и ушел, не попрощавшись. Марик прикрыл глаза всего на секунду, но когда вновь открыл их, то в палате стало темно, а на стуле сидел Антон. Марик сделал глубокий вдох, и Антон встрепенулся.

— Света не надо, — тихо сказал Марик.

Антон кивнул.

— Воды?

— Да.

От его пробуждения опять заработала аппаратура и брызнула в кровь успокоительное, чтобы процесс заживления не был таким жгучим. Но Марик лучше бы терпел боль, чем плавал в странном невесомом киселе. Антон поднес ему ко рту кружку, и Марик жадно ее осушил.

— Сколько времени прошло?

— Полтора дня всего. Но говорят, что ты на редкость живучий, у тебя организм вообще репликант не отторгает.

— Привычный, — попытался хмыкнуть Марик, но вышла лишь сиплая констатация факта.

Знакомо забурлила кровь в жилах, пузырьки шампанского стали подниматься к голове, и становилось легко и весело. Он ощутил голод.

— Давай договоримся, — сказал Антон. — Ты больше не будешь закрывать меня грудью. Я… черт, Марик, я чуть на части не разорвался. Должен был с тобой остаться и львицу твою поймать, чтобы за волосы эту дрянь оттаскать.

— Она в полиции?

— Да где там… Альянс уже к рукам прибрал. Инспектор подсуетился, провел хороший допрос. Он тебе покажет видео. Сейчас это не имеет значения. Она во всем созналась. Так что выздоравливай спокойно, хорошо?

— Дай еще воды.

Антон наполнил кружку из кулера. Марик взял ее сам, жадно вылакал и пролил немного на грудь.

— А знаешь, — легко сказал он, — я не жалею. Я бы и под тысячу пуль встал, чтобы тебя защитить.

— Не надо мне такой защиты, — раздраженно сказал Антон.

Голова уже будто бы отделилась от тела, плавала в нескольких сантиметрах над шеей. Мысли превратились в гелий, а язык развязался.

— Я бы что угодно ради тебя сделал. Руку отдал, ногу… да хоть жизнь. Впрочем, с жизнью я один раз уже попытался расквитаться с твоим светлым именем на устах…

— Марик, — тихо сказал Антон, — ты не в себе. Успокойся.

Захотелось смеяться, и Марик захохотал через боль в груди.

— Сними с меня катетер, — взмолился он, пытаясь отдышаться. — Сними, а то я и не такого наговорю… а, чего терять? Я же тебя люблю, — сказал он, и из горла полез смех, как пена у больного бешенством. — Всю жизнь. Всю гребанную жизнь. И вскрылся, потому что моя лучшая подруга тебя увела, пока я со сломанными ребрами дома лежал. Я любил тебя все это время, и сейчас люблю, и ты говоришь мне не ловить за тебя пули? Вот еще…