Антон закрыл сухой и шершавой ладонью ему рот. Марик скосил глаза. Вид у Антона был ошалевший. Вот не повезло ему, а? Сколько разом вывалилось на мужика… Расстроен, наверно. А может, вне себя от радости: есть ведь на свете человек, который любит его каждую секунду своей жизни, несмотря ни на что, и будет любить всегда. Марик дернул головой, сбрасывая руку Антона, и выпалил:
— Я всегда тебя буду любить, хочешь ты того или нет.
— С ума сошел. Ты сходишь с ума, — медленно произнес Антон безо всякого выражения, словно говорил с буйнопомешанным. — Я спрошу, можно ли от тебя эту трубку отсоединить. Поспи. Ладно? Ты поспи, а я завтра узнаю, как насчет выписки. Мне вроде говорили, что самое главное для тебя — постельный режим, а в постели лежать и дома можно, да?
— Не уходи, — потребовал Марик. Веселье затопило его с головой. — Я сказал, что люблю тебя целую вечность, а ты делаешь вид, что ничего не слышал? — он засмеялся, и от булькающего смеха перебило дыхание. — Это для тебя типично, — задыхаясь, выпалил он. — Ты-то меня не любишь.
— Марик, поговорим об этом, когда ты…
— Когда я снова смогу держать язык за зубами! — Марик опять заржал. Смех выходил лающим, в груди клокотало, да и швы, наверно, грозились разойтись. — Всего-то раз хотел с тобой начистоту, а ты отказываешься! Ты же хотел все обо мне знать! Вот самое главное обо мне, дорогой: у меня в жизни ни одной любви, кроме тебя, не было. Я, как мои родственники по мужской линии, однолюб. Генетически запрограммирован! Только один человек…
Ему вдруг стало грустно, веселье пропало, и по лицу градом покатились слезы. Он ощутил острую потребность в любви. Ему ведь всегда, по большому счету, нужно было, чтобы его любили и говорили это каждый день. Но все, что он получал, — это ласковые слова мамы. А одного человека мало. Тем более что это не тот человек, чья безусловная преданность была необходима ему всю жизнь.
— Я врача вызвал, — перепугался Антон и ткнул в кнопку.
— Ну вот, дорогуша, сейчас нас разлучат, и все мои признания останутся безответными… а я все сказал! Даже почему вены вскрыл — и то сказал, а я никогда и никому не говорил…
— Марик. — Антон осторожно взял его лицо в ладони и коснулся губами лба. — Мы обсудим это. Я тебе обещаю. Но когда ты придешь в норму, хорошо? Сейчас ты меня пугаешь.
Марик потянулся к нему, хотел поцеловать, в последний раз урвать то, о чем грезил, но Антон оказался так далеко, что до него не дотронуться, не докричаться. Между ними выросла стена, и Марик сполз по подушке вниз, обессилев.
В палате оказался врач, бодро заявил, что эмоциональная нестабильность сопровождает процесс регенерации в девяноста процентов случаев, и нет ничего страшного, если пациент плачет от надуманных причин… Он изменил концентрацию успокоительного, и Марик с радостью погрузился во тьму, потому что, несмотря на приподнятое настроение, отчасти понимал, что сказал то, чего не следовало. И что об этом придется пожалеть.