На привязи (СИ)

Сознание то вспыхивало, то уходило, и в целом стало ясно: легкое пробито, но пуля вышла, так что все гораздо лучше, чем могло бы быть. Антон быстро исчез: что-то говорил, наверно, нечто важное, но память зафиксировала только стремительно утекавшую кровь, носилки и маску с наркозом, приближающуюся к лицу.

Обидно, подумал Марик. Вот уж не хочется последним запомнить рожу Спилеца… Наркоз всегда действовал на него странно — боли не было, воспоминаний тоже, зато красочные сны помнились в деталях. И Марику почудилось, что он говорит с Антоном, и тот обещает отдать собаку обратно в участок, а вместо нее взять хищные растения Марика, и его уж заодно тоже, не бросать же напарника в реанимации… По извращенной логике сна Антон отказывался признать, что у них с Мариком есть какие-то отношения, пока собака находится в квартире, но как только ее не станет, то они официально будут вместе. И раз уж Марик так просит, то они могут узаконить то, что между ними происходит. Что происходит, он не уточнил, только стыдливо опустил глаза.

Сон этот прокручивался раз за разом и успел вымотать. Марик отчаянно пытался проснуться, а потом вспомнил, что в него стреляли, и он опять угодил в руки врачей, только на этот раз держался слабо. Когда ему бок рассекли, он еще в сознании находился до самой операции, а теперь сразу же утек в страну грез… Стареет. Или просто выдохся. Расслабился. Точно, он расслабился — решил, что раз любовь всей его жизни теперь с ним, то в жизни все наладится, и бороться ни к чему. А нет, не бывает так просто. Между ним и любовью все время что-то стоит, вечно есть препятствия на пути к счастью. Нельзя просто сидеть и ждать, пока все наладится, надо принимать решительные меры, самые решительные, самые отчаянные… И сон про собаку повторился снова.

Когда после темноты проклюнулся свет, Марик приоткрыл глаза. Одновременно с картинкой, чуть двоящейся и смазанной, появился мерный звук. Это было знакомо: мониторы отслеживали, хорошо ли бьется сердце, нормально ли справляются легкие. Раз горло не царапает изнутри трубка, то все в порядке. Марик глубоко вдохнул (легкая боль проехалась по грудной клетке) и сглотнул.

— Марик? — встревоженный голос справа. — А говорили, ты еще день не очнешься…

— Я? — хрипло переспросил Марик.

Голос принадлежал Антону. Шея еле двигалась, но Марик все же склонил голову набок и нашарил взглядом пятно, относительно похожее на человека. По венам точно шампанское бежало, пузырьки покалывали все тело, и заполняла такая прекрасная легкость, что хотелось летать. Зрение бы еще исправилось поскорее…

— Не двигайся, — озабоченно сказал Антон. — Они тут к тебе прицепили трубки…

— Обезбол! — радостно выпалил Марик.

Голос оставался все таким же сиплым, точно голосовые связки увяли, но это уже не останавливало. Марик с большим старанием сфокусировался на Антоне, но тот все равно расплывался.

— Да, что-то такое… Или успокоительное, — с сомнением сказал Антон. — Ты зачем под пулю полез? — укорил он. — Марик, он бы не попал…

Попал, про себя сказал Марик.

— Я тысячу раз увернуться успел бы, я же смотрел на тебя и на нее.

На нее? Они что, поймали не того? Спилец ушел?

Нет, не Спилец. Спилец гораздо старше, а лицо было молодое. Точь-в-точь на него похожее. Неужели сын? Не было у Спилеца сына, Марик знал это абсолютно точно. А кто тогда? Омолодившийся брат-близнец?

— Ол… — с языком совладать не удалось, и Марик постарался скопить сил, чтобы попросить Антона немедленно позвать Оливера. Пусть объяснит, кого они взяли. Какая все же удача! Воочию увидеть пособника Спилеца! Теперь он поймает его, вот только голос вернет и от аппаратов отползет…

— Боль? Тебе больно? — участливо спросил Антон, не догадавшись, чего просит Марик. — Я попрошу медсестру…

Он начал подниматься, но Марик протянул к нему руку — легкую, точно бабочка. Антон сел обратно.

— Ты отдохни, — посоветовал он. — Я пока буду тут.

Глупость какая, я совсем не устал, хотел сказать Марик, но отчего-то послушался и закрыл глаза.

Когда он открыл их во второй раз, то писка уже не было, зато в груди поселилась боль, а где-то рядом спорили люди. Марик, морщась, приподнялся, пытаясь сесть, и приборы тут же заголосили. Дверь распахнулась, вошел человек в белом костюме, весело заговорил:

— Не зря вы в полиции работаете, вон какой активный! Так, не двигаемся, а то швы разойдутся, а сшивать ваши легкие было непросто. Не надо труд хирурга портить… Венки-то у вас слабые, знаете, как сложно подцепиться?

И вопреки своим словам, врач ловко воткнул ему в сгиб локтя иглу. Та присосалась мгновенно, и вновь тело начала наполнять легкость.

— Не надо, — невнятно сказал Марик. — Я дурею от этого…

— Надо, обязательно надо! — воскликнул врач. — Посетители, думаю, подождут…

— Нет!

Врач с сомнением посмотрел на него.

— Ладно. Но на каждого — не больше двух минут. Лишь из уважения к вашей профессии!..