На путях к Священному союзу: идеи войны и мира в России начала XIX века

Осенью того же года во время работы Венского конгресса вышла брошюра К.А. Сен-Симона и его ученика О. Тьерри, в которой авторы излагали свой план объединения Европы путем создания общеевропейской парламентской монархии по английскому образцу с палатой общин и палатой пэров [Saint-Simon, Thierry, 1814]. На этом эпизоде можно было бы не останавливаться, если бы впоследствии Сен-Симон не пересмотрел свои взгляды на процесс объединения Европы под влиянием Священного союза. Уже после его смерти в 1825 г. была опубликована его статья «Некоторые философские рассуждения для применения XIX веке» [Saint-Simon, 1825, p. 25–86; Сен-Симон, 1948, с. 273–317]. Предложенная Александром I формула европейского единства показалась Сен-Симону более отвечающей потребностям времени, чем его собственный проект. Принимая ее как новое слово в европейской политике, философ выделяет четыре попытки реорганизации Европы, начиная с 1793 г. Первый опыт был поставлен якобинцами, которые пытались возродить обычаи и нравы древних греков и римлян. По мнению Сен-Симона, это было все равно, что одеть взрослого человека в детские одежды. «Это попытка, – пишет он, – имела попятное направление и, следовательно, была ложной» [Сен-Симон, 1948, с. 307]. Вторая попытка была предпринята Наполеоном, попытавшимся возродить эпоху Карла Великого. Это было менее абсурдным, чем опыт якобинцев, так как ретроградация в данном случае не заходила так далеко. Третий, современный, опыт – это то, что еще недавно предлагал сам Сен-Симон – «перенос на континент английской конституции». И хотя эту попытку он считал более предпочтительной, чем две предыдущие, тем не менее она также представлялась ему с изъяном, «потому что ставит себе целью навязать народам континента такую форму общественного устройства, которая была создана и проведена в жизнь больше столетия тому назад, когда весь континентальный разум еще не пришел в движение в области политики» [Там же, с. 309]. Наконец, четвертый проект (речь идет о Священном союзе), в отличие от трех предыдущих, имеющих пусть в разной степени, но все-таки ретроградный характер, полностью устремлен в будущее. «Это учреждение является естественным результатом предшествующей цивилизации и наилучшим средством перехода от феодального строя к промышленному» [Там же, с. 312]. Главное отличие Священного союза от предшествующих опытов реорганизации Европы заключается, по Сен-Симону, не только в том, что он соединяет в себе объединительные и миротворческие идеи, но и является высшей общеевропейской властью, которая подчиняет себе все духовные и мирские власти. «Благодаря Священному союзу, – пишет Сен-Симон, – евангельская мораль стала господствующей в Европе, мораль же, созданная различными религиозными сектами, имеет только местный характер: она подчинена наиболее человеколюбивой толерантной морали, когда-либо существовавшей. Вследствие этого философы могут свободно и смело работать над усовершенствованием общественного организма» [Там же, с. 313].

* * *

Умственная среда, в которой зародилась и получила текстуальное воплощение идея Священного союза, в настоящее время изучена почти исчерпывающе. Ее, как известно, составляли баронесса Ю. Крюденер, Роксандра Стурдза, Г.И. Юнг-Штиллинг, Ф. фон Баадер, Александр Стурдза. Иногда к ним добавляют И.А. Каподистрия. Однако при этом не обращают внимания на то, что эти люди к самому тексту Священного союза имеют различное отношение. Если Крюденер, Роксандра Стурдза, Юнг-Штиллинг и Баадер составляют то идейное пространство или, как выразился А. Мартин, «ментальный мир», в котором зарождалась и обсуждалась идея Священного союза, то А. Стурдза и Каподистрия являлись непосредственными творцами текста, при этом не всегда полностью разделяющими его положения.

Идеи религиозного переустройства посленаполеоновской Европы витали в воздухе. Во всяком случае в них не было недостатка, и александровский Священный союз в этом смысле не представляет собой чего-то оригинального. Новаторство русского царя проявилось в стремлении облечь эти религиозно-утопические проекты в дипломатическую оболочку, заставить европейских политиков и дипломатов говорить на языке религиозного мистицизма. Трудности, с которыми Александр столкнулся при реализации своего проекта, лежали не столько в идейной, сколько в языковой плоскости. Главное препятствие заключалось в том, чтобы перевести дипломатическое общение с языка, выражающего эгоистические интересы договаривающихся сторон, на язык евангельской любви к ближнему. Поэтому важно выяснить не только, когда именно и под влиянием каких событий у Александра зародилась мысль о создании Священного союза, но и то, как царь пытался обрести адекватный для ее выражения язык.