На распутье средневековья: языческие традиции в русском простонародном быту (конец XV-XVI вв.)

Всех вышеупомянутых лиц, независимо от пола («ни мужиков, ни жонок»), предписывалось не пускать в дом ни в качестве дворовых людей, дабы не соблазняли других слуг и самих хозяев, ни как гостей, не говоря уже о том, что строго воспрещалось сообщать о них государыне[969], что вполне понятно в свете дела Соломонии Сабуровой, пытавшейся сохранить любовь мужа с помощью полученного от бродячих ведуний приворотного зелья.

Предостережение Домостроя относительно привлечения кого-либо из означенного списка в качестве дворовых людей достаточно четко определяет сословную принадлежность носителей тайных знаний. Однако простое происхождение не мешало им, по-видимому, приобретать популярность у самых разных социальных слоев, что видно, например, из фактов посещения бабами-ворожеями даже великих княгинь Софии и Соломонии. Впрочем, волшебными знаниями в такой же степени могли обладать и выходцы из самых верхов общества — согласно летописным данным, народная молва приписывала сверхъестественные способности бабке Ивана Грозного по матери Анне Глинской, царям Василию Шуйскому и Борису Годунову и т. д.[970]. Более зажиточные и знатные хозяева, судя по данной статье, не просто обращались к обладателям магической силы, зазывая их в качестве гостей для решения конкретной проблемы, но старались заполучить подобных людей в число своих слуг, постоянно находящихся под рукой. Особенно актуально это должно было быть для тех, кто стремился продвинуться по службе — хорошая карьера стоила потраченных на колдунов средств. Не случайно в одной из принадлежавших Троице-Сергиеву монастырю рукописей XVI в. утверждалось, что многие приобретают любовь царей и вельмож, «молящеся угодником диаволим и дары великии дающе им и мзды обещающе проклятым волхвом и наузником чародеем»[971].

Удачный исход дела в таких случаях не только обогащал чародеев, но и способствовал сохранению их статуса в кругу потенциальных клиентов, поскольку указывал на реальность их силы. Показателем веры в могущество волшвующих могут служить не только упомянутые дары, но и включение в служебные книги, например, в требник митрополита Макария 1505 г., молитвы св. Киприана от колдовских чар[972], и та частота, с которой покаянные тексты воспроизводят вопрос о хождении к волхвам, чародеям и «лихим бабам», либо их вождении в свой дом: «Или к волхвом ходил, или к себе в дом приводил?», «К волхвом или к чародеем», «Или к врачю?», «Аще волхву водил еси во двор или к ней еси ходил?», «Или позвала к себе врожениц?», «Ходих к ворожаям и к себе приводих, и приношениа от них приимах, ядения и пития, и наузы на себе носих?» и др.[973]

Церковь с самого начала всячески пыталась объяснить несостоятельность волшебства перед лицом Божьей воли: «иже кто веру тверду держит к Богу, с того чародеици не могут»[974]. Но потребности повседневной жизни заставляли паству искать дополнительные средства обеспечения благополучия, особенно в непредсказуемых ситуациях, а их предлагали именно «чародеици». А. Алмазов обратил внимание на то, что «цель волшебства и чар по рассматриваемым памятникам — или предвидение будущего, или нанесение зла кому-либо, или предохранение себя от зла»[975], т. е. они помогали решить весь комплекс проблем, которые рано или поздно могли возникнуть у любого человека. А потому неудивительно, что на исповеди даже священник признавался: «…И волхованием, разумием и неразумием, и в чаровании, и наузы всякия вяжа, и к волхвом ходих, и ко обаянииком, и к бабам ворожбы деля, и порчи деля, и болезни для, и прожитка для, где бы сыту быти»[976]. Поэтому поборники христианства не ограничивались призывами не пускать хранителей языческой традиции в дома и волости, но сами предпринимали некоторые шаги для обращения упорствующих в истинную веру, отвращения их от «богомерзких деяний». В частности, в поучении священнослужителям, написанном около 1499 г., запрещалось принимать принос «в божий жертовник» от волхвов, потворников, игрецов[977].

Такого рода запрет имел смысл лишь в том случае, если сами отвергаемые испытывали потребность в общении с церковью и публичном проявлении лояльности к христианскому богу, а значит, было бы неправильно считать все занесенные в черный список авторами церковной литературы категории людей исключительно представителями языческого культа, не имевшими никакого отношения к православной вере. Для того чтобы убедиться в этом, рассмотрим каждую группу носителей языческих традиций по отдельности.

Носители сакральных знаний.