На распутье средневековья: языческие традиции в русском простонародном быту (конец XV-XVI вв.)

Но избегать ложных христиан можно было, только если удавалось обнаружить («обличить», по словам вышеприведенного 17-го вопроса) их занятие волхованием. Поэтому угроза отлучения предназначалась прежде всего заблудшим овцам, дабы отвратить их от прелести чародеев, на которых, как и на нераскаявшихся еретиков, воздействовала уже не столько духовная, сколько светская власть со всем ее арсеналом средств вплоть до казни через сожжение[984]. Однако преследование прельстителей со стороны государства вовсе не отменяло чисто церковной меры — отлучения их от сообщества христиан, поскольку лишь так они официально признавались не имеющими отношения к православному миру. Эту двойную угрозу — духовного запрещения и царской опалы — и предлагалось использовать представителям власти на местах, в полномочия которых входило поучать народ «к волхвом бы и к чародеем и звездочетцом волховати не ходили, и у поль бы чародеи не были»[985].

Впрочем, царевы слуги в какой-то степени сами способствовали обращению судящихся сторон к магам и волшебникам. Так, за несколько лет до того, как приведенный наказ был выдан в апреле 1551 г. Андрею Берсеневу и Хозяину Тютину для исполнения по городу Москве, Максим Грек утверждал, что власти не слушают свидетелей, но заставляют тяжущихся решать дело бранью и оружием и объявляют правым победителя, из-за чего «обидчик ищет чародея и ворожею, которые могли бы действом сатанинским помочь его ратоборцам»[986].

Обращение за помощью к колдунам вполне объяснимо — ведь победитель получал в свое владение имущество, являвшееся предметом спора. Не случайно исповедные вопросы вельможам среди неправедных доходов упоминают прибытки от волхвов. По мнению М.В. Корогодиной, подобные статьи позволяют думать, что царские слуги попросту забирали у волхвов часть их доходов, а значит, последние имели вполне официальный статус[987]. На наш взгляд, составители требников подразумевали вовсе не подобие взяток или налогов, а доход, полученный благодаря чародейству, в том числе чародейству «у поль».

Таким образом, приведение в действие решения по данному вопросу могло иметь результат только в том случае, если бы была устранена сама причина привлечения чернокнижников — судебные поединки. А они-то как раз сохранялись, обеспечивая базу для дальнейшего процветания магии данного типа. Поэтому церковь, в свою очередь, заботилась об исполнении соборных постановлений через своих служителей. Примером этого является грамота новгородского и псковского архиепископа Пимена от 20 августа 1556 г., которая предписывала псковским священникам следить, «чтобы православные христиане… к волхвом и к чародеем и ко звездочетцем не приходили» и других этим не прельщали[988].

Такое же двойное наказание, как по 17-му вопросу, Стоглавый собор предусматривал и для тех православных, которые «еретическиа и отреченныя у собя книги дръжали и чькли, или иных учили и прельщали, и теми от бесов прельщалися»[989]. Ведь владельцы подобных писаний, в состав которых члены собора включили и использовавшиеся чародеями «у поль» «Рафли» и «Аристотелевы врата», становились хранителями и, что важнее, проповедниками запретных знаний, пришедших из эллинистического мира и нашедших на Руси XV–XVI вв. благодатную почву (по утверждению В.В. Милькова, первая астрологическая и гадательная литература появляется здесь именно в это время[990]). Показательно, что участники судебных поединков в одинаковой мере прибегали к помощи как оставшихся от языческой старины волхвов, чародеев и кудесников, так и привнесенных вместе с книжной культурой звездочетов. Церковь также не видела между ними принципиальной разницы, почему и назначала одинаковые наказания[991]. Хотя различия, безусловно, были. И не только в плане происхождения, но и в отношении влиятельности, могущества тех или иных категорий из перечня церковных источников. Последние чаще всего упоминают в качестве враждебных духовенству лиц волхвов.

Автор исследования о русской демонологии Ф.А. Рязановский увидел в волхвах «общественный класс, игравший роль жрецов» и посредничавший в отношениях людей с природой и божествами. Федор Алексеевич полагал, что к разряду волхвов должны быть отнесены все те, кого памятники древнерусской письменности называют колдунами, чародеями, кудесниками, обавниками, знахарями, зелейниками[992]. Эта точка зрения поддерживается и составителями всевозможных словарей древнерусского языка, для которых понятия волхв, волховать отождествляются со словами волшебник, гадалка, ведьма, колдун, знахарь, жрец, прорицатель, чародей, астролог, мудрец, заговаривать, шептать[993].