На развалинах Мира

— Ты посмотри, какая встреча! Город нас отмывает, Черный!

Я криво усмехнулся, а щенок устало вильнул хвостом. Дождь хлестал с таким ожесточением, что капли, попадавшие на голую кожу, причиняли настоящую боль. После таких ударов оставались красноватые следы, и приходилось вжиматься под навес, стараясь не выставлять наружу ни рук, ни ног. Я смотрел на потоки воды и представлял, чтобы могло быть, затопи она город… Сколько бы ее не стало — она вся уходила под землю и, возможно, в провал на севере. Я уже давно там не был.

Это путешествие изменило многое, если не все, в нашей судьбе. Я выяснил, что жизнь, которую я так искал, существует везде. Но, вовсе не та, какую я себе представлял. Она была иной — суровой и безжалостной, дикой и чуждой тому миру, к которому я привык. Если я хотел выжить — я должен был научиться убивать. До сих пор это получалось неплохо… Но, этого мало — при этом придется очень постараться остаться в живых самому. И еще — я все равно не брошу своих поисков, с какими бы трудностями и опасностями, это не было сопряжено.

А дождь хлестал, заливая и руины, и землю, и все мои мысли были такими же тяжелыми и холодными, как эти нескончаемые капли…

* * *

Я поставил отметку на стене и отошел — черточек насчитывалось уже много.

Они обозначали дни, проведенные мной, после того, как я выбрался из подземелья метро. Более трех месяцев… Если учитывать, что, в какой-то момент, я мог сбиться со счета — во время болезни, или, неправильно начав наносить значки в самом начале — то, и того больше. За все это время, я ни разу не встретил, ни одного человека, хотя предпринимал неоднократные попытки, чтобы отыскать, хоть кого ни будь. Вместо людей встречались лишь звери — невиданные раньше и, далеко не безобидные. Не исследованными оставалась только две области — болота… и Провал. Одна мысль, о том, что мне предстоит спуститься на такую сумасшедшую глубину, вводила меня в трепет. Но я понимал, что если хочу удостовериться в том, что там никого нет, то должен это сделать. Спустится туда — в бездну. Искать, кого-либо, в болотах, было глупо.

Предприятие предстояло не из легких, и я всячески откладывал его, занимаясь устройством подвала и приведением в порядок всех секций, в которых мы обитали. Было понятно, что на этот раз мне придется идти одному

— спускаться со щенком, было бы слишком затруднительно. Мне это казалось неосуществимым. Конечно, я мог бы обвязать его и опустить в таком виде — но, представив, как стану стравливать веревку с живым грузом с высоты более чем десятиэтажного дома, решил, что это утопия… Лучшее, что я мог придумать — так это оставить пса в подвале. По крайней мере, подвал останется под присмотром. Я мог оставить ему несколько открытых банок, а в дальнейшем — щенок прокормит себя сам, охотясь на мелких зверьков, которых в развалинах развелось предостаточно.

Наступившее тепло опять сменилось на холодный ветер севера, и мне, в который уже раз, пришлось облачиться в теплую одежду. Смены погоды происходили так быстро, что приспособиться к ним было невозможно. Многие языки пламени, ранее бившие из расщелин, угасли. Та же участь постигла и водяные гейзеры. Тот гейзер, находившийся недалеко от холма, где я набирал воду, уменьшился в размерах, стал заметно слабее и больше не был горячим.

Ожидая, что этот источник воды может иссякнуть, как и прочие, я наполнил обе бочки, а, заодно, и все пустые ведра. Если пропадет и ручей — с водой возникнут большие проблемы. В отличие от поверхности, в самом подвале слишком холодно не было. Отчасти, оттого, что он находился далеко от поверхности, а, в основном — потому что в отделенных от остальной части хранилища, жилых отсеках, я поддерживал постоянное горение очага. При этом, в тех комнатах, где были продукты, температура не превышала трех-четырех градусов — как раз, то, что и требовалось для их длительного хранения…

Мои запасы были все еще впечатляющими — наши, совместные со щенком, усилия, почти не убавили содержимого подвала. Я как раз перебирал банки, откладывая те, которые собирался взять с собой, как вдруг, мой пес вскочил и выбежал в лаз, заходясь в истошном лае. Сшибая все на своем пути, я выскочил вслед за ним. Привычка, и некоторый опыт прошлых дней, заставили меня на бегу захватить с собой лук и колчан со стрелами. Щенок стоял у самого выхода, не решаясь выйти совсем, и, зло оскалив пасть, смотрел наружу. Я отодвинул его в сторону, выглянул сам — и почувствовал такое же ошеломление, какое овладело собакой. Возле самого края ямы, в которую я иногда сбрасывал мусор, я увидел ворону — грязную, со слипшимися и частично разодранными перьями. Она взъерошила их, точь-в-точь, как вздыбливается шерсть у кошек, в минуты крайнего испуга, и громко каркнула.