На развалинах Мира

Совместная забота о щенке, переживания и общие трудности — мы становились все ближе. Прошло совсем немного времени, после того, как девушка впервые появилась в подвале — а казалось, что мы знаем друг друга уже очень давно.

Она понимала меня с полуслова, порой, и вовсе без них. Ната занималась ведением нашего хозяйства — а я переключился на чисто мужские обязанности, украдкой посматривая, как она готовит или убирает комнаты. Совсем юная — но настолько умная и все понимающая, что это сильно не вязалось с ее возрастом… Было что-то, что делало ее непохожей на своих сверстниц. И это было не связано с тем, что она перенесла в эти дни. По обрывкам фраз, по случайным словам, я догадывался, что она хранит что-то в себе, желая сохранить это в полной тайне от всего мира — в данном случае, от меня. Как бы то ни было, она тоже радовалась тому, что живет вместе со мной. И я радовался. Ночлежка, каковой был подвал, стал настоящим домом. Она внесла и теплоту, и уют — так, словно была не подростком, а взрослой женщиной. И я ловил себя, что все меньше вижу ее ребенком, предпочитая думать о Нате совсем в ином ракурсе…

А она, словно не замечая моих оговорок и взглядов, воспринимала все, как есть — вроде вовсе не считая меня мужчиной. Меня это и раздражало и опускало с небес на землю — девушка оказывалась мудрее меня…

* * *

Угар поправлялся и требовал все больше и больше еды. Я тихо ужасался, наблюдая, как быстро с его помощью тают наши запасы. На такой аппетит, при подсчитывании продуктов, я как-то не рассчитывал. Но псу все время хотелось есть — это обуславливалось его ростом. Он матерел на глазах, превращаясь из бывшего щенка в могучего зверя. Временами, мы потешались, видя, как по бетонному полу подвала бочком переваливается этакий самоходящий, меховой коврик… — Угар заново учился ходить.

Съедая свою порцию, он недовольно порыкивал и предано смотрел Нате в глаза, требуя добавки. Способ действовал безукоризненно — она откладывала ему в миску, что ни будь, из своей тарелки. Мои протесты помогали мало, и только решительный окрик на обнаглевшего пса, заставлял его убраться на подстилку. Впрочем, теперь он в ней и не нуждался — с такой шерстью можно было спать даже на снегу.

Из подвала мы вышли — долго сидеть взаперти таким неутомимым натурам, как я и пес, было невмоготу. Ната тоже не любила подолгу оставаться одна, возле очага — и мы втроем, устремлялись в очередной поход. Ната опасалась, что кошка — слишком живая, по общему мнению — где ни будь, может нас подстеречь. Но я даже желал этой встречи, рассчитывая поквитаться с хищником, за полученные Угаром раны. Против была только Ната — она боялась за нас. Услышав мое категоричное — Нет — ей пришлось промолчать. Мы прошли туда, где подверглись нападению. Угар, узнав его, сразу глухо заворчал.

Ничего не напоминало о битве — дожди смыли все следы. Я взобрался на холм, оставив возле Наты Угара, и осмотрелся. Кошка могла подкрасться отовсюду — при изрытой и изувеченной местности, это было несложно.

— Пойдем.

— Куда?

— Искать ее бессмысленно. Она сама нас найдет… если захочет.

Ната повела плечами.

— Как скажешь. Ты обещал мне, если помниться, показать банк?

Я кивнул.

… Ната держала в руках несколько купюр и что-то шептала побледневшими губами. Она не впала шок, не стала кричать от восторга — она, так же, как и я, прекрасно понимала никчемную ценность этих бумаг. И они не произвели на нее особого впечатления. Тут дело было в другом…

— Всегда этого хотелось — Она тихо произнесла, не смотря на меня — И всегда я знала, что так не бывает. И вдруг… вот оно. То, что могло бы изменить всю мою жизнь.

— А могло ли?

— Могло.

Она упрямо качнула головой.

— Мы не в раю жили, Дар. Без этих проклятых бумажек, ты не мог чувствовать себя полноценным человеком. Делать, что хочешь, жить, как хочешь. И… ты бы не был здесь, если бы не искал их, когда все случилось.

— Наверное. Был бы в другом месте — тратил деньги.

— Вот именно! Тратил — а не зарабатывал! И не ломал себе голову над тем, как это сделать! И никому, на всем свете, не был бы должен…

Я прислушался к последней фразе — она прозвучала не случайно. Ната нахмурилась и скривила лицо…

— А ты… много была должна?

— Много. Свою свободу. За нее, оказывается, тоже нужно было платить.

— Кому?

Ната стиснула губы.

— Тем, кто смог ее отобрать. Я не хочу говорить об этом. Пошли отсюда. Мне противно здесь находиться. Вроде, это всего лишь деньги — а мне кажется, что все они пропитаны человеческой кровью…

Я кивнул. Находиться в этом полуразрушенном храме денег и мне не доставляло особого удовольствия. Здесь все угнетало. На выходе Ната обернулась и сделала несколько шагов назад.

— Куда ты?

— Я хочу все поджечь!

— Но, Ната…

— Уступи мне, Дар! Я хочу отомстить! За все! За себя, за то, что со мной… И за тебя — в том числе.