На руинах Константинополя. Хищники и безумцы

— Сама толком не понимаю, госпожа, — ответила служанка. — Я не знаю турецких обычаев, но Турок говорил с господином Лукой так, как будто… как будто насмехался. Как будто нет никакого обычая насчёт еды, которую надо приносить с собой. Просто Турку зачем-то нужно, чтобы господин Лука ел то, что принесли турецкие слуги.

— Ты думаешь, что Турок хочет его отравить?! — ахнула Мария.

— Я не знаю, госпожа, — ответила служанка.

После такого известия Мария ни мгновения не могла оставаться в своей комнате и бросилась туда, где находились муж и два сына, но ворваться в залу ей не дал Тодорис. Он стоял возле дверей, чуть приоткрытых, и подслушивал, хотя ему велели не подслушивать, а спрятаться.

Марии до дверей оставалось ещё около пятнадцати шагов, а зять уже заступил ей дорогу, схватил и, кажется, даже готовился зажать рот, если надо.

— Госпожа Мария, туда нельзя. Там всё хорошо. Не нужно вмешиваться, — заговорил он громким шёпотом.

— Но там… — Мария не находила слов. — Турок хочет всех отравить…

— Не хочет, — уверенно ответил Тодорис. — Еда была с особой начинкой, но это не яд.

Мария немного успокоилась и уже не стремилась ворваться в залу, где продолжалась трапеза:

— Но что случилось?

— Великий Турок угостил господина Луку и остальных особым блюдом. Жареной рыбой, а в брюхах у рыб были золотые монеты.

— Но зачем?

— Я был крайне удивлён, а господин Лука сразу всё понял. Оказывается, ещё до начала войны василевс и его приближённые, в том числе господин Лука, решили, что им будет полезна дружба с первым министром Турецкого государства. В итоге они купили эту дружбу золотом. Набили деньгами сырую рыбу и отослали первому министру. Тот принял подарок и с тех пор всячески отговаривал Великого Турка от войны с нами. Такие подарки делались несколько раз, но затем Великий Турок узнал об этом…

Мария снова испугалась:

— И что теперь?

— Кажется, ничего страшного, — нарочито непринуждённо улыбнулся Тодорис. — Великий Турок дал понять, что знает, но на господина Луку не сердится.

Теперь к Марии вернулось самообладание. Она поправила на себе халат и сказала:

— Раз уж мы подслушиваем, то лучше делать это не здесь, а возле дверцы, через которую слуги приносят еду с кухни. Кстати, ты уверен, что тебя никто из слуг Турка не видел?

— Уверен, госпожа Мария, — ответил Тодорис. — Я пришёл сюда подслушивать только после того, как Турок велел принести еду. А до этого двери в залу не были закрыты, и я подслушивал издалека, из-за угла в коридоре.

Мария вместе с зятем спустились на нижний этаж, прошли через кухню, а затем поднялись по узкой лесенке, чтобы осторожно заглянуть в залу через боковую дверцу.

В узенькую щель виднелся стол, полностью заставленный различными тарелками. Марии как хозяйке дома стало даже неприятно, что половина этих блюд — турецкие. Мелькнула мысль: «И впрямь как будто мы бедствуем и у нас недостаточно еды».

Во главе стола на почётном месте сидел Великий Турок, очень весёлый и довольный, а по правую руку от гостя сидел Лука и тоже изображал веселье. Муж, время от времени поглядывая в стоявшую перед ним тарелку с разрезанной рыбой, продолжал оправдываться:

— Мне, конечно, пришлось вносить свою часть суммы наравне со всеми, но я с самого начала был против этой затеи и говорил, что ничего не выйдет. Деньги потратим, а пользу не увидим. Если бы я мог отговорить своего господина васи-левса, то отговорил бы.

Великий Турок слушал, но смотрел при этом на Якова, сидевшего по левую руку от него, в отдалении, за Леонтием. Яков невозмутимо продолжал есть рыбу, а если в рот попадала монета, то просто выплёвывал её, как выплёвывал бы рыбью кость.

Марии показалось странным, что Турок прямо-таки любовался этим зрелищем. В этом любовании сквозило что-то неестественное, но она решила побороть в себе предубеждение: «Турку просто нравится, что мой сын ведёт себя свободно и не дрожит, как овечка перед волком. Должно быть, для жестокого правителя это редкое зрелище».

Догадка даже подтвердилась, когда разговор продолжился.

— Лука, а почему твой младший сын всё время молчит? — спросил гость. — Он меня боится?

— Вовсе нет, — ответил Яков, опережая отца, который готовился что-то сказать. — Мне совсем не страшно. А с рыбой правда смешно получилось. Я бы сказал об этом раньше, но когда старшие беседуют, то не положено перебивать.

От этих слов Турок пришёл в восторг и широко улыбнулся белозубой улыбкой, чем-то похожей на оскал. Рыжая борода сделала этот оскал похожим на львиный, хотя нос у Турка был не львиный, а с загнутым кончиком, похожий на клюв хищной птицы.

— О! Я рад. Очень рад, — проговорил этот хищник. — Я не хочу, чтобы кто-либо в вашем доме меня боялся. Я хотел бы подружиться с вами. И со всеми лучшими людьми Города. Жаль, что нашей встрече предшествовала кровопролитная война, но это было неизбежно. Я не мог поступить по-другому.

Лука, Леонтий и Яков молча смотрели на собеседника и как будто подозревали, что тот опять шутит. Как это «не мог»? А войну он начал не по своей воле?