На руинах Константинополя. Хищники и безумцы

Эту историю Шехабеддин знал только со слов самого Заганоса. Друг рассказывал, что удивился и спросил у того евнуха:

— О чём ты говоришь? — на что услышал примерно следующее:

— Разве я совсем не красив? Шехабеддин не единственный, с кем ты можешь проводить время. Между прочим, я на целых четыре года его моложе. Так что, если хочешь, мы с тобой можем тайно встречаться. Я не возьму за это много. Хотя ты наверняка захочешь дать больше, когда увидишь, как я искусен на ложе.

Заганос, услышав это, возмутился:

— Как ты смеешь предлагать мне такое?! Я ничего подобного не делаю! — а евнух устыдился и извинился.

Заганосом всё ещё владело возмущение, когда он наконец разыскал Шехабеддина во дворце. Как всегда прямой и честный, Заганос просто не смог скрыть своего состояния.

Шехабеддин, выспросив о причине, конечно, поспешил успокоить:

— Я уверен, что это была всего лишь шутка. Тот евнух просто хотел посмотреть, как ты ответишь на подобное предложение. Он бы рассказал об этом другим евнухам, и они бы вместе посмеялись над тобой. Придворные шутки порой жестоки. Но ты повёл себя очень достойно: пристыдил шутника.

— Но как же можно так шутить? — не понимал Заганос. — Ведь наказание за мужеложство — смерть.

— К евнухам это не относится, мой друг, — напомнил Шехабеддин. — Евнух не мужчина, поэтому делать подобное с евнухами не запрещено и не грешно. Ещё в тот день, когда мы с тобой познакомились, я говорил тебе, что евнухов часто используют для развлечения.

И вот тогда Заганос смутился, а Шехабеддин решил, что, пожалуй, в ближайшие месяцы не следует изображать перед другом женщину даже ради смеха. Если бросать на Заганоса выразительные взгляды, то он сразу вспомнит это происшествие во дворце и будет расстроен.

Увы, безумие уже тогда начало давать всходы, опутывать Заганоса, и тот сдался.

Через некоторое время, когда Шехабеддин в очередной раз устроил вечернее застолье с другом в своём доме в Эдирне, то услышал от Заганоса вопрос:

— Почему ты больше не показываешь мне женщину? Не хочешь?

— Почему ты спрашиваешь об этом? — насторожился евнух.

Дальше беседа шла очень сумбурно. Шехабеддин помнил лишь то, что изо всех сил старался делать вид, будто не понимает всё новые и новые настойчивые вопросы Заганоса, хотя отлично понимал. Затем евнух поднялся на ноги, чтобы уйти на несколько минут, собраться с мыслями, но был остановлен. Он в ужасе замер посреди комнаты и не знал, что предпринять.

Заганос, с которым было так хорошо и спокойно, будто исчез. А вместо него появился незнакомец с безумным умоляющим взглядом, который стоял перед Шехабеддином на коленях, хватал за руки и говорил:

— Я благодарю Аллаха, что я мусульманин, потому что. мусульманский закон не запрещает мне тебя любить.

Из потока фраз евнух всё-таки сумел выловить что-то похожее на связный рассказ. Оказалось, что тот друг, который был у Заганоса в Албании и обучал его воинскому искусству, являлся человеком особых пристрастий. Он толкнул Заганоса, бывшего почти мальчиком, на путь греха — уговорил делить ложе, но чем старше становился Заганос, тем больше тяготился этим, а затем и вовсе захотел забыть о прошлом.

У людей Писания[24] принято, что грешник рассказывает о своих грехах волхву, чтобы волхв освободил от них его душу. Однако Заганос не спешил признаваться. Пусть волхв и обязан хранить тайну признаний, Заганос ему не доверял и не хотел жить в страхе. Заганос решил, что признается лишь перед смертью, но всё решилось проще.

В Албанию в очередной раз пришли турки и вопреки обыкновению воевали успешно, захватили часть албанских земель, а Заганосу было предложено принять истинную веру. Заганос спросил, как быть с теми грехами, которые уже есть и в которых он не успел признаться волхву. Вопрос был задан мулле, а мулла ответил, что с переходом в истинную веру все старые грехи сами собой прощаются.

Заганос обрадовался, что не придётся ни в чём признаваться, и ухватился за это, стал мусульманином.

— Я хотел начать новую жизнь, быть праведным, — торопливо рассказывал друг Шехабеддину. — Когда я понял, что желаю тебя, то давил это в себе. Поэтому мне не очень нравилось, когда ты изображал передо мной женщину. Когда ты смотрел на меня красноречивым взглядом, я вспоминал о том, о чём хотел забыть. Но теперь, когда я узнал, что желать тебя — не грех, то больше не могу держать это в себе. Прошу, пойми меня. Пойми меня, мой друг.

Шехабеддин вздрогнул, услышав обращение «мой друг». Он сразу вспомнил ничтожного развратника Захира, который тоже обращался к нему «друг мой» и принуждал делить ложе.

То далёкое время в доме Захира стало самым отвратительным из всего, что евнух когда-либо переживал. Вот почему, несмотря на всю горечь от потери дорогого друга, Шехабеддин хотел прогнать его. Друг, который мечтает оскорбить дружбу, не настоящий.