На руинах Константинополя. Хищники и безумцы

— Тодорис, но где мы возьмём корабль? Они все либо уплыли, либо захвачены турками. Ты думаешь, что в Городе остался хоть один корабль, который отвезёт нас в Венецию? Сильно сомневаюсь. Когда на западных стенах показались турецкие знамёна, то в Золотом Роге все венецианские и генуэзские суда снялись с якорей.

— Предатели, — пробормотал господин Лука, ненадолго оторвавшись от еды, — они только и ждали случая. Корабли нашего флота были вытащены на берег, а эти стояли на якорях, готовые отплыть в любую минуту.

Леонтий кивнул и продолжал рассказывать Тодорису:

— Отец и я всё видели с нашего участка стены. Мы видели, как корабли венецианцев и генуэзцев отходили от берега. Это было и в наших гаванях, и в гаванях Галаты. Не знаю, кому удалось вырваться из Золотого Рога, но все, кто мог, конечно же уплыли. А тех, кто не уплыл, турки вряд ли скоро отпустят.

Тодорис не отступал:

— По правде говоря, я всерьёз рассчитывал на то, что есть какое-нибудь судно, которое было захвачено турками вместе с командой. В нынешние времена любой капитан умеет торговаться, и, если бы он выторговал свободу себе и своим людям, мы могли бы этим воспользоваться.

— В нынешние времена слишком рискованно садиться на незнакомый корабль, — заметил Леонтий.

— Тогда можно попробовать нанять небольшое рыбацкое судно, — предложил Тодорис. — Нам не обязательно удаляться далеко от берега. Мы можем следовать вдоль побережья и высадиться на одном из больших островов Эгейского моря, а там уже пересесть на попутный корабль, если капитан заслуживает доверия.

— Не вижу смысла пока покидать Город, — решительно произнёс Лука.

— Но почему? — удивился зять, на что услышал:

— А ты разве не помнишь, что Великий Турок предложил мне? Он предложил мне в управление Город. Если я уеду, о должности можно забыть.

Тодорис не хотел вступать в спор, но всё же решился заметить:

— Господин Лука, возможно, я плохо слышал вашу беседу с Великим Турком, но мне показалось, что тот ничего не предлагал. Он говорил лишь о том, что мог бы предложить.

— По-твоему, он сказал это просто так? — нарочито холодно осведомился Лука. — Великий Турок проявил к нам доверие. Это большая удача, и было бы глупо подрывать такое доверие попыткой бегства.

Тодорис замолчал, понимая, что спорить бессмысленно. Он уже успел погрузиться в собственные мысли, поэтому чуть не вздрогнул, когда подала голос госпожа Мария, сидевшая рядом. К тому же голос у неё был хриплый и как будто немного чужой.

— Доверились ягнята льву, — сказала она, всё так же глядя перед собой в пустоту. — Он сожрёт нас всех.

— Перестань, Мария, — строго сказал Лука, но это не возымело действия.

— Мы думали, что этот хищник вернёт нам Михаила, а он принёс нам его истерзанный труп. Ничего другого и ожидать было нельзя.

— Мария, перестань, — повторил Лука, но его слова не дошли до жены.

— В Писании сказано, что нельзя садиться с хищниками за один стол, а мы пустили этого зверя на нашу трапезу. Теперь мы будем за это наказаны. Зверь сожрёт нас.

Если Тодорис правильно помнил, то в Писании имелись в виду не хищные звери, а разбойники и грабители, жаждущие крови, хотя при желании можно было понять и так, как говорила госпожа Мария. В любом случае от её пророчеств делалось жутко. Тодорис с трудом перебарывал в себе желание перекреститься.

Лука, судя по всему, опасаясь, что его жена не в себе, ждал ещё некоторое время, будет ли продолжение речей. Госпожа Мария больше ничего не сказала, поэтому он осторожно поднялся из-за стола, подошёл к ней и, взяв её за плечи, ласково сказал:

— Мария, ты устала. Тебе надо пойти поспать. Я провожу тебя.

— Нет, — возразила та, поднимаясь. — Я пойду к одру Михаила. Буду смотреть на сына, пока могу. Когда настанет время погребения, мой сын скроется от меня навсегда, и я буду проклинать каждую минуту, которую могла бы смотреть на него, но не смотрела.

Часть III ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

Поздний вечер 30 мая 1453 года, незадолго до полуночи

Мехмед вместе с приближёнными сидел на ковре перед белой скатертью, уставленной угощением, и допивал очередную пиалу с вином. С высокого помоста, где все расположились, открывался вид на ряды пирующих — люди сидели вполоборота к помосту, справа и слева от таких же белых скатертей, бесконечными лентами уходящих вдаль.

Ни один зал в захваченном городе не мог бы вместить столько гостей — более двух тысяч, — и потому султан приказал, чтобы победный пир устроили в центре сооружения, называвшегося «ипподром».

Когда зашло солнце, именно здесь собрались высшие военачальники, их помощники и все вплоть до начальников сотен. Сюда же позвали героев, показавших особую храбрость и рвение, даже если это были простые воины. Вспомнили и про дервишей, которые вместе с седобородым шейхом Ак-шамсаддином во время осады воодушевляли воинов и укрепляли их боевой дух.