На ржевских берегах

Вика видела в окно избы, как к клубу подъехал автомобиль. Сомнений не было – приехал Генрих. Офицер вышел из машины. Он огляделся, потом приветственно кивнул охране и прошел в клуб. От нехорошего предчувствия у Вики по спине пробежали мурашки, стало знобко. И предчувствия её не обмануло. Вскоре в сенях послышалось кряхтение Трофима. Он глухо перекинулся с кем-то словом, потом крикнул в приоткрытую дверь: «А ну, фрау Виктория, дуй на выход!» В его голосе слышалось плохо скрываемое злорадство. Неужели, всё?! Вика постаралась подавить растущее отчаяние. В сопровождении Трофима она дошла до клуба, там Трофим грубо втолкнул её в офицерский кабинет и поспешно закрыл дверь.

Генрих стоял возле стола и разливал по бокалам коричневый напиток из пузатого стеклянного графина. Ворот его офицерского кителя был расстёгнут, Генрих улыбался и что-то напевал себе под нос. Потом он подхватил один бокал и жестом приказал Вике подойти. Она подчинилась. «Пей, пей!» – проговорил Генрих по-русски, и протянул бокал. Вика машинально взяла его, но пить не стала. Стекло неприятно холодило ладонь, резко пахло алкоголем. Зачем он её позвал? Вряд ли чтобы поговорить по душам. Генрих взял другой бокал и принялся расхаживать по кабинету, что-то громко декламируя на немецком. С каждой фразой он распалялся всё больше, лицо его багровело. Генрих вдруг остановился возле Вики, повернулся к ней. Потом сделал большой глоток, допив остатки напитка, и гаркнул на ломаном русском: «Пей! Ты должен пить Великий Германия!»

Вика наблюдала себя как будто со стороны, она плохо отдавала себе отчет в том, что делала. Не было ни страха, ни паники – все эмоции куда-то разом исчезли, оставив место гудящей пустоте. Коротким движением руки Вика выплеснула содержимое бокала в мерзкую рожу Генриха. Тот хищно оскалился, отбросил бокал. Потом одной рукой схватил Вику за волосы, а второй рванул отворот её платья. Послышался треск рвущейся материи, полетели пуговицы. Вика вскрикнула от боли; кровоток ударил в виски бешенным отбойным молотом. Она резко выбросила вперед согнутое колено, целясь обезумевшему фрицу в пах. Тот согнулся от резкой и неожиданной боли, схватился одной рукой за край стола, судорожно глотая ртом воздух. Вика шагнула в сторону, рукой зацепила открытый графин, стоявший на краю стола. Горлышко само собой оказалось под рукой, Вика схватила графин и обрушила его на голову корчившемуся Генриху. Взметнулся фонтан брызг жидкости вперемешку со стеклом. Вика отбросила остатки графина и бросилась к выходу.

Лёха брел по улице в сторону условленного перекрёстка. Что делать?! Что же, чёрт возьми, делать?! Офицер был в клубе, Лёха точно видел, как он туда вошёл. Но там же была и Вика! Её завели в клуб всего минуту спустя. Лёшка не знал, какой именно сюрприз приготовили этому ублюдку партизаны, но Вика наверняка окажется под ударом. Так в лихорадочных размышлениях он добрёл до места, где должен был подать сигнал. Прямо ему навстречу с другого конца улицы шёл какой-то пожилой мужичок. «Здоровенько будешь, сынок!» – донесся до Лёхи его хриплый дребезжащий голос. Видимо, так было задумано, и теперь настал черёд Лёхи. Нет, только не сейчас! Решение пришло внезапно: Лёха прошёл перекресток и встал, закрытый углом дома. Сорвал свой картуз и отчаянно им замахал. Мужичок приблизился. И тут Лёха с удивлением узнал в нём Павла. Он выглядел каким-то неестественно старым, сгорбленным. В сером рваном пиджаке, нелепых грязных брюках, узнать его было очень трудно, но Лёха узнал. Павел сильнее надвинул на глаза кепку-малокозырку, кашлянул. «Не выдержал я, – проговорил он свистящим шёпотом. – Видишь, какой маскарад устроил. Мать навестить хотел. Ну, а ты чего медлишь? Фриц на месте». Лёха вздрогнул. Сделала шаг назад и, сжав зубы, замахал кепкой.

* * *

Взрыв потряс улицу, послышался громкий треск и звон стекла. Лёшка испуганно дёрнулся, бросился куда-то вбок, на землю, потом обернулся на клуб. Куски досок, щепа обильно сыпались на двор и улицу, поднимались густые клубы дыма и взметались языки пламени на том месте, где совсем недавно стояло здание. Со всех сторон раздавались яростные крики, где-то на окраине деревни слышалась пальба, грохнула ещё череда разрывов. «Вика!» – что есть мочи заорал Лёха и вскочил на ноги. В ушах ещё звенело, в груди бешено колотилось сердце, слёзы наворачивались на глаза. Лёха поискал глазами Павла, но того рядом не оказалось. Плевать! Он ринулся к горящим развалинам клуба.

Лёха обнаружил Вику сразу за клубом, она лежала возле поленницы среди дымящихся обломков досок под изломанной взрывом дверью. Обжигая пальцы, Лёха раскидал тлеющие куски дерева. Он склонился над Викой, потряс за плечо. Только бы она была жива! Вика скорчилась и зашлась кашлем.

– Жива!!! – заорал Лёха. – Вика, это я! Слышишь меня?!

Он помог ей подняться, отвёл вглубь дровяника. Несколько секунд Вика приходила в себя, поправляя обрывки платья и затравленно озираясь в сумраке постройки.

– Лёшечка? – наконец, полепетала она. – Где мы?