На скосе века

Уж заводы ощущаются
В листве.
Электричка приближается
К Москве.

Эх, рязанская дороженька,

Вокзал.
Я бы всё, коль было б можно,
Рассказал.

Эх, Столыпин ты Столыпин, —

Из окон
Ясно виден твой столыпинский
Вагон.
Он стоит спокойно в парке,
Тихо ждёт,
Что людей конвой с овчаркой
Подведёт.

На купе разбит он чётко.

Тешит взор…
И отбит от них решёткой
Коридор.

В коридоре ходит парень

Боевой,
Вологодский, бессеребреный
Конвой.

…Эх, рязанская дороженька,

Легка,
Знать, тебе твоя острожная
Тоска.

1951

«Песня дальняя слышна…»

Песня дальняя слышна,
Птицы шепчутся в кустах.
Здесь покой и тишина.
Значит, здесь я лишь в гостях.

Зелень, зелень свыше мер,

Мудрость бледного листа…
От неверий и от вер
Я до крайности устал.

Оттого что всё в крови

Сердце жёсткое моё.
От отсутствия любви
И нашествия её.

Оттого что как закон

Жизнь во всём даёт понять,
Что затем я и рождён,
Чтоб насильно смерть принять.

Эта мысль теперь во всём.

Даже в воздухе самом.
Даже в дачной тишине —
Не родной, а чуждой мне.

1952

Встреча с Москвой

Что же! Здравствуй, Москва.
   Отошли и мечты, и гаданья.
Вот кругом ты шумишь,
   вот сверкаешь, светла и нова.
Блеском станций метро,
   высотой воздвигаемых зданий
Блеск и высь подменить
   ты пытаешься тщетно, Москва.
Ты теперь деловита,
   всего ты измерила цену.
Плюнут в душу твою
   и прольют безнаказанно кровь,
Сложной вязью теорий
   свою прикрывая измену,
Ты продашь всё спокойно:
   и совесть, и жизнь, и любовь,
Чтоб никто не тревожил
   приятный покой прозябанья —
Прозябанье Москвы,
   где снабженье, чины и обман.
Так живёшь ты, Москва!
   Лжешь,
      клянёшься,
         насилуешь память
И, флиртуя с историей,
   с будущим крутишь роман.

1952

Вступление в поэму