— Отдыхайте, ребята! Завтра большие дела предстоят, — сказал бригадир и первый начал укладываться на скрипучих тесовых нарах.
— По-одъе-ом! — хрипло, простуженно гремел генерал. Тяжелое эхо его голоса напористо катилось над притихшими за ночь водами и гасло где-то в сумрачной глубине неожившего еще леса.
— Ты что же, Иваныч, — обратился к генералу удивленный Федор Черный, — еще черти в кулачки не били, а ты уже подъем играешь? Не рановато ли малость?
— Шевелиться, Осипыч, надо. Вода падает! — наставительно ответил озабоченный Михаил Иваныч.
Я взглянул на стоявший рядом прибрежный ивняк. По сырым, темным отметинам на стволах было видно, что вода уже упала сантиметров на двадцать. Медлить было и впрямь опасно.
— Что? Не проспался? Ха-ха-ха! — дружелюбно посмеивался Бесшабашный, хлопнув сильной ладонью по жидкой спине Мишку Непутевого. Тот переступил с ноги на ногу, сердито огрызнулся: «Выспишься тут!» — затем крепко матюкнулся, прижигая отсыревшими спичками толстенную самокрутку.
— Ха-ха! Это тебе не пенки с варенья у мамки Груни слизывать! — гремел прокуренным голосом не унимавшийся Бесшабашный. Помолчал и уже серьезно добавил: — Ничего! Обойдется! Пообвыкнешь. Все так, браток, начинали!..
Громко кашляя и ломливо кряхтя, поднимались разоспавшиеся плотогоны. Надевали не просохшую за короткую ночь одежду, мозолистой пятерней почесывали день ото дня густеющие бороды. Садились в причаленные на ночь к плотам лодки, выкачивали лопастью кормового весла накопившуюся в них воду. Надевали на дубовые уключины весла-распашонки и, надсадно скрипя ими, отправлялись по рабочим местам.
Было три часа ночи. Восток еще не алел. Сквозь редеющую мглу еле-еле пробивалось холодное прозрачное небо.
Бригадир о чем-то советовался со старейшинами плотогонов — Федором Черным, Михайлой Каласой, Григорием Старовером, Никанором Толстоухим, Степаном Гусем, Кузьмой Котом, Андреем Шубенкой, Иваном Лисой, расставляя их с группами рабочих на самые ответственные участки.
Федор за ночь несколько оправился. Выглядел бодро. Вечером фельдшерица Варя Курочкина сделала ему водно-спиртовую примочку, дала две таблетки цитрамона. Федор активно включился в работу и даже шутил, что с ним случалось крайне редко.
— Мне бы, Варвара, спиртиком-то нутро спрыснуть, а ты на мою волосатую наружность добро переводишь!
Слабым румянцем пролилась ранняя заря. Опалово-розовым тихим пламенем зажглись темные воды. Где-то недалеко заблеял лесной барашек — бекас. Просвистела тугими крыльями пара уток.
По распоряжению генерала мы с Черным получили из «резерва главного командования» новую лодку, багры, топор, весла и бухту прочнейшего манильского каната.
— Этот не подведет! — восхищался новой снастью Федор, внимательно рассматривая канат на срезе.
— Как сказать! У меня, вон, и сизальский дважды летел! — недоверчиво заметил Григорий Старовер, садящийся в соседнюю лодку.
— Федор и Никанор на шпиленок! Десять лодок и двадцать человек под ваше начало! — распорядился генерал. — Только не мешкать! Время не ждет! — напутствовал он нас. — Сегодня с затором кончать надо!
— Надо! Надо! — произнес Никанор. — Да только не просто с ним разделаться!..
Оказалось, что ночью произошла подвижка плотов и «конструкция» затора резко ухудшилась. Бригадир уловил происшедшие за ночь изменения, поэтому был с утра мрачен. Он подошел к рабочим, выводящим длинными вагами один из-за другого сцепившиеся плоты.
— Начать бы с левого края! — посоветовал бригадиру Григорий Старовер, опытный сплавщик.
Михаил Иваныч с мнением Григория всегда считался, верил в его опыт. Сказал, испытующе глядя на Григория:
— Так и я думаю! Да вот задача: канаты коротки, чтобы левого края затора достичь, и плечо длинновато — работать трудно.
— Верно! Только канаты срастить можно, а плечо укоротить! — не сдавался Григорий.
— Это как же? — встрепенулся Михаил Иваныч.
— Закрепить шпиленок поближе к затору — и делу конец!
— За осину? — удивился бригадир. — Не выдержит!
— Нет. зачем же! Середь осинок есть и дубки. Не крупные, правда, но надежные, — убеждал генерала Григорий.
Артельщика неожиданно позвали на кашеварню. Андрею Шубенке при работе вагами и чегенями раздробило ногу. Нужно было срочно отправлять его в больницу.
— Займись! — бросил бригадир Староверу, быстро спрыгнул в лодку и поспешил к пострадавшему.
— Ээ-эй! Айда! За-арканили! — посигналил Старовер копошившимся на шпиленке мужикам. Те весело налегли грудью на крепчайшую воробу[19]
ворота, и Федор, озорно посматривая на рабочих загоревшимися глазами, зычно запел извечную песню сплавщиков. Мужики разом подхватили ее.Люди быстро ходили по кругу. Подбиралась слабина каната. Он вытягивался, сох, врезался огрубевшими спиралями в толстенный вал ворота. Поскрипывала бабка шпиля, за которую крепился шпиленок к береговому дереву. А Федор напевно, легко и чисто выводил: