Океан продолжал поражать нас своими красками и буйным проявлением жизни. Даже не верилось, что всего два дня назад над ним висела соленая водяная мгла. Видимость стала исключительной. Прозрачный воздух был хрустально чист и, казалось, звенел. Небо раздалось вглубь и вширь. Линия горизонта отодвинулась на десятки километров, а небо было таким глубоким, что его синева должна была уходить к звездам. В нем плыли громадные кучевые облака на такой непостижимой высоте, что казалось, будто бы они купаются своими верхушками в стратосфере. Хотя солнце стояло высоко, облака были окрашены в лиловые, фиолетовые, багряные тона. Облака отражались в ярко-синей воде океана. Такой глубины, таких красок, такой гармонии воды и неба я никогда не видел в наших широтах.
Под вечер стороной прошел ливень, только слегка зацепив нас. Через все небо перекинулась громадная золотая арка. Она переливалась всеми цветами и казалась живой на фоне пепельной тучи, закрывшей половину небосвода. Радуга отражалась в спокойной чистой воде и, уходя глубоко-глубоко в воду, рождала там вторую цветную арку. Обе арки смыкались у поверхности, образуя колоссальных размеров замкнутый круг, лишь слегка деформированный из-за разной плотности воды и воздуха. Когда солнце склонилось к закату, арка разбилась на множество отдельных частей. В конце концов от нее остались только небольшие разноцветные полосы.
Закат был восхитительным. На предельно ясном и чистом небосклоне застыли нежно-лиловые облака. Небо окрасилось в голубовато-зеленые тона. Это был, безусловно, самый красивый закат с начала нашего плавания, но Володя назвал его «рядовым тропическим закатом». На будущее он пообещал мне потрясающие картины. Честно говоря, мне трудно было представить, могло ли быть что-нибудь более замечательное, чем то, что мы видели сегодня, но вскоре я убедился в правдивости Володиных слов.
В 19 часов 45 минут по трансляции раздалась команда: «Подвахте, заступающей с двадцати до двадцати четырех, явиться в цех на уборку рыбы». Теперь такие команды слышатся на судне каждые четыре часа, за исключением того времени, когда в рыбцехе нет сардины. На обработке рыбы занято большое количество людей. Кроме рабочих рыбного цеха в разборке рыбы на столах и укладке сардины в противни участвуют подвахты. По подвахтам распределен весь экипаж судна, за исключением капитана и старшего механика. Продолжительность каждой подвахты 4 часа. Работа в цехе круглосуточная.
Услышав команду, мы надели выданные нам сапоги, клеенчатые фартуки и перчатки и в такой «спортивной» форме (ведь мы были в трусах и майках!) спустились в рыбный цех. В рыбцехе жизнь бьет ключом. Здесь очень много людей: не менее тридцати человек. В цехе прохладно (особенно после палубы), сильно шумят рефрижераторные установки.
В рыбный цех с палубы рыба попадает через бункера и загружается в морозильные ванны. Это большие деревянные и брезентовые чаны. В них находится вода и лед. Температура тела рыбы на палубе под жгучими лучами солнца быстро повышается. Поэтому в чанах со льдом и холодной водой рыбу охлаждают и в корзинах подают на разборочные столы[6]
. Здесь рыбу прежде всего сортируют. В уловах вместе с сардиной много сорной рыбы. Кроме того, сорной считается и очень мелкая сардина, не имеющая так называемой промысловой длины. На столах промысловую сардину отделяют от остальной рыбы и укладывают в противни. Сорную рыбу в корзинах относят к транспортеру и вываливают на широкую движущуюся ленту, которая доставляет ее в жиро-мучной цех. На кормовой палубе есть большой квадратный люк, обычно закрытый. Этот люк почему-то называется на траулере шнеком[7]. Если в улове преобладает сорная рыба, то есть рыба, не идущая в заморозку, то шнек медленно открывает свою широкую пасть и поглощает содержимое трала. Рыба, попавшая в жиро-мучной цех с палубы через шнек или из рыбного цеха по транспортерной ленте, перерабатывается в кормовую муку — очень ценный продукт для животноводства.