Зашедшее солнце кладет на темно-синие тучи нежные розовые мазки. Вечерняя заря еще сильнее подчеркивает мрачный колорит окружающего пейзажа: темные, почти черные облака, белые барашки, желтовато-зеленые просветы чистого неба. По гребням волн скачут «летучки». Сардина по-прежнему ловится плохо. Но «Успенский» с твердым упрямством пашет океанское дно. Подвахты почти перестали вызывать в рыбцех. Кстати, как только исчезла сардина, скрылись куда-то и наши приятели — тунцы. Тунцеловы слоняются без дела, вспоминая жаркие дни, которые были совсем недавно. Как быстро меняется все в океане!
Невдалеке от нас в сторону Дакара прошел шведский транспорт водоизмещением в 12–15 тысяч тонн. У шведского корабля стремительные контуры: красивый острый, высоко поднятый над водой нос, наклоненные назад мачты, обтекаемая рубка, небольшая изящная труба. Видимо, судно новейшей постройки. Кажется, будто оно не плывет, а летит по волнам. Окруженное со всех сторон водяной пеной, судно очень напоминает мне «Летучего голландца», хотя я знаю, что «Летучий голландец» был парусным барком. Новое время требует новых форм. Если бы известный миф создавался в наше время, то «Летучий голландец» должен был бы быть таким, как только что промелькнувший мимо нас красавец корабль.
Во второй половине дня в природе происходят разительные перемены. Ветер внезапно стихает. Быстро утихает и зыбь. Ветреные облака сменяются мощными кучевыми, которые, как гигантские айсберги, медленно и величаво плывут по небу. Видимость становится настолько четкой, что хорошо различим прибой у острова Горэ.
Наши уловы по-прежнему ничтожны. Мы начинаем злиться на сардину. Впрочем, нет худа без добра. Если она будет вести себя так дальше, то это даст нам возможность спуститься с четырнадцатого градуса к третьему, а там, может быть, и пересечь экватор. Это было бы замечательно.
Сегодня день рождения нашего капитана. Ему исполнилось 50 лет. Научная группа «Успенского» преподносит Александру Харитоновичу книгу «Морские порты Европы и Африки». «Дед» (так мы иногда называем капитана) усаживает нас у себя и вспоминает годы, проведенные в плаваниях. Ему есть что вспомнить. Сын его — тоже капитан дальнего плавания, работает в Калининграде. Видно, отец заразил его своей любовью к морю.
С рыбой по-прежнему плохо. Снова отменяют вечернюю подвахту. Мы остаемся в лаборатории. Сквозь открытую дверь и иллюминаторы нас обвевает ласковый бриз, В последнем трале несколько змеевидных угрей