На волоске

Я фыркаю в кулак. Последний вышел совсем сухим: она забыла добавить масло, предыдущий так и не поднялся, а его нижний слой каким-то необъяснимым образом вышел твердым, как залежавшееся печенье. К счастью, такое у нее только со сладким.

— У тебя уже есть планы на выходные? — с любопытством спрашивает она меня. — Опять пойдешь в медиатеку?

— Андреа проболталась…

— Нет, Манон. Она мне все рассказала.

Я бледнею. Сказала ли Пукито, что я представился другим именем? Мне кажется, ей это не понравится. Я нанизываю на вилку еще кусочек, чтобы дать себе время подумать. Мама маленькими глоточками потягивает чай.

— Да брось, не переживай. Я не жду, что ты станешь рассказывать мне все о девочках, с которыми встречаешься. Просто радуюсь тому, что ты выбрался из своей скорлупы.

— Ну не могу же я провести всю жизнь взаперти.

Она указывает на меня своей чайной ложкой.

— Вот именно. Вот поэтому я и радуюсь тому, как ты преображаешься на выходных…

— Преображаюсь?

— Ну да! В будние дни мне иногда кажется, что я мать мини-версии Жан-Пьера Бакри.

— Без всякого преувеличения.

— Ну что ты, как я могу…

Мы улыбаемся друг другу. Сняв очки, она, чертыхаясь, выуживает из сумки пенку, брызгает на стекла и тщетно пытается почистить их с помощью бумажной салфетки. А потом на пять минут исчезает в туалете, возвращаясь оттуда во всем блеске.

— Кстати, насчет завтрашнего дня, — говорю я ей. — Я, наверное, присоединюсь к Андреа. Ее смена начинается в 10 вечера, и она предложила мне перед этим сходить в театр.

— Просто чудесно!

А в медиатеку я решил не ходить. Зачем? Я рассмотрел ситуацию со всех возможных сторон. Несмотря на свое вполне естественное разочарование, ответ я получил: Сурае я не нравлюсь. Поэтому я решил с ней расстаться. То есть расстаться со своими мечтами об отношениях с ней. Мне стоит смотреть в будущее: в следующем году в моей новой жизни, в которой я не проведу без волос ни дня, я повстречаю и других симпатичных девчонок. Лучше думать о возможностях, которые несет многообещающее «завтра», до которого теперь рукой подать.

Остается только вопрос с Леаной. Мне стыдно так кидать ее, хотя я и не обещал, что приду. Впрочем, зря я так. В конце концов, она смеялась, когда на этой неделе Джаспер начал издеваться надо мной. Пусть утрется, Поль не придет. Я наслаждаюсь этой нежданной и своеобразной местью Джасперу: девчонка, которую он хочет заполучить, запала на меня. Само собой, он никогда об этом не узнает. Я не горю желанием получить кулаком в лицо. Но вся ирония этой ситуации возвращает мне бодрость духа.

— И что означает эта довольная улыбка? — интересуется мама, расправляясь со своим пирожным.

— Предвкушаю отличные выходные.

Но субботним вечером Андреа сначала ведет меня на выставку в компании своей подруги Синди, очень живой и смешливой девушки с короткими волосами. Они обе с наслаждением анализируют линии, цвета, формы, пространство и свет, пока я рядом с ними ощущаю себя великовозрастным дурачком, культурный багаж и художественный вкус которого застряли где-то на уровне муми-троллей. Мы пару раз переходим дорогу и оказываемся в крохотном зале театра. Его название я слышу впервые, но спектакль просто потрясающий. На сцене чокнутые персонажи из «клуба примечательностей» задаются вопросом о том, как их воспринимают окружающие.

История одного из них потрясла меня до глубины души. Он одержим жаждой внимания и потому пытается поразить всех роскошью фантастических костюмов, а когда слышит вместо комплиментов насмешки, приходит в ярость. Следуя советам реинкарнации Иисуса, он пытается одеваться нормально. Но вот беда: его отражение в зеркале без румян и нарядов кажется ему бледной и пустой оболочкой и внушает ему только отвращение. Он возвращается к своим костюмам и радостно решает больше не заморачиваться. Вот только… остальным, похоже, не кажется, что он наконец зажил нормально.

Андреа и Синди еще смеются над другим персонажем, борцом за освобождение куриц, который поцапался с соседями за право обустройства своего балкона для пернатых гостий.

— Все хорошо, кузен?

— Да, просто задумался. Классный был спектакль.

Я давным-давно убежден, что не выношу свою лысину потому, что она изменила меня в глазах моих друзей. Но на самом деле она поменяла и мое мнение о себе. Иначе почему я чувствую себя настолько лучше, когда ношу волосяную накладку? Я не заслуживаю того, чтобы другие ненавидели меня из-за моей внешности, но я вдруг прихожу в ужас оттого, что ненавижу себя точно так же. Я должен быть самым верным своим союзником и любить себя таким, какой я есть.

Потерявшись в своих мыслях, я спотыкаюсь, но меня в последний момент ловит Синди:

— Мальчик мой, смотри, куда ставишь ноги!

— Еще бы чуть-чуть, и…

Она смеется, я заражаюсь ее весельем, и Андреа тоже не выдерживает и начинает хохотать.