На волоске

Этим утром я пересекся с крошкой Солен, очень милой и совершенно не от мира сего, этакой Полумной Лавгуд, за спиной которой начинают смеяться, стоит ей только отвернуться. В прошлом году какие-то девчонки создали в соцсетях группу «анти-Солен, королева гиен» и кого только туда не добавили — даже меня, потому что тогда у меня еще был аккаунт. Их заставили свернуть это дело, но Солен уже узнала об этом. И для чего все это, если не для того, чтобы ударить побольнее? Как же людям нравится говорить гадости об окружающих… Кажется, что не меньше, чем доводить их до слез.

Всего три дня до конца срока заключения в тюрьме строгого режима. На время каникул я хочу выбросить из головы вообще все. Не в моих правилах беспокоиться о других, пока я не могу решить собственные проблемы. А вот и Джаспер, сидит на спинке скамейки в углу двора, пока его дружки полукругом стоят перед ним. Простые смертные стараются даже близко не подходить к ним, чтобы не влезть ненароком в зону комфорта местного авторитета. Тронешь кучу — она и завоняет.

Каждый божий день он появляется в моей бейсболке Kingsman, провоцируя меня. После всего того, что мне пришлось проглотить по его милости, это становится последней каплей. Он заставил меня помучиться в свое время: из-за него я получил столько сообщений с угрозами, что мне пришлось сменить номер и удалиться из социальных сетей. Правда, после этого моя мама пошла жаловаться директору. С тех пор Маттео в интернете не существует.

Остался только Поль на «Скайдасте». И ни одна живая душа не знает, кто он такой в реальной жизни.

В еще более мрачном расположении духа, чем обычно, я скрываюсь в дверях информационного центра, чтобы окружить себя комиксами и теплом. Эта передышка в тишине и покое помогает мне избавиться от тяжелых дум. В конце концов, осталось продержаться несколько дней, и я смогу… отпустить и забыть!

Рождественские подарки начинают сыпаться на меня раньше времени: Джаспер прогулял физру, а Сураи не оказалось в автобусе, на котором я поехал домой; будто все мои демоны решили оставить меня в покое. Когда я переступаю порог квартиры в эту пятницу 22 декабря, я чувствую себя марафонцем, добежавшим наконец до финишной черты — изможденным и счастливым.

Я мешком валюсь на кровать.

Можно посмотреть какой-нибудь сериал… Например, «Сотню». Но уже десять минут спустя я стою в ванной, заперевшись там, само собой, и с ловкостью, которая меня радует, надеваю парик.

Я уже заканчиваю, когда слышу, что папа вернулся с работы. Я мягко поворачиваю ключ в двери… и запрыгиваю на него в коридоре. Он издает громкий вопль и роняет все, что держал в руках. То есть вазу с водой и цветами, которые он купил для мамы.

— Зачем так пугать! Посмотри, что ты наделал!

Я радостно хохочу.

— Прости, пап, я не видел, что ты что-то несешь!

Он ворчит, глядя на мокрое пятно, которое расползается по его одежде.

— Тебе повезло, что ваза не разбилась.

Манон высовывается из-за двери в свою комнату.

— Вы оба с ума посходили.

— Лучше помоги нам вместо того, чтобы издеваться!

Маленькая вредина показывает нам язык.

— Мне нужно в туалет.

— Не вздумай брать с собой приставку! — напоминает папа.

Если никто за этим не проследит, Манон засядет там до второго пришествия.

— Ладно, ладно… — ворчит она, исчезая за дверью святая святых, этой неприступной крепости.

Пока я иду за тряпкой, папа ставит букет на обеденный стол. Он нередко приносит цветы из магазинчика рядом с работой — тамошняя продавщица отдает ему вдвое дешевле букеты, которые не раскупили в первый день, — но сейчас для этого не лучший момент.

— Пап, ты же помнишь, что завтра мы уезжаем в Бретань? Сомневаюсь, что мы возьмем их с собой. А они успеют завянуть за это время.

Он проводит рукой по блестящей от пота лысине, и я вздрагиваю.

— Ты прав, я об этом не подумал. Мне просто показалось, что я давно не дарил ей…

Его загруженный вид заставляет меня задержаться. Он явно не в своей тарелке. В альтруистическом порыве я бросаюсь помогать ему убирать продукты в холодильник и вычеркивать пункты из маминого списка. Мы берем с собой на пять дней столько еды, сколько сможем увезти. Мы не смогли арендовать домик на целую неделю, но нам и так сильно повезло, учитывая то, как поздно мы спохватились.

Папа смотрит на часы.

— Хорошо. Мы всё успеваем. Теперь займемся сумками.

Мы сгружаем все в машину. Встать нужно на рассвете, чтобы устроить привал в полдень в Броселианде[3]. Я спокойно собираю рюкзак: мама распечатала список и для меня, будто мне все еще десять лет. А вот папа бегает из комнаты в комнату и стаскивает все вещи без разбора в кучу у входной двери с почти нулевой эффективностью. Его можно назвать каким угодно, только не спокойным. А должно быть наоборот! Он избежал традиционного ужина со своей тещей, которая пытается уколоть его при любой возможности.

Он вдруг достает пылесос и решает прибраться на кухне. Окей, теперь я уверен: он в панике. Но послезавтра Рождество. Не нужно далеко ходить, чтобы понять, где собака зарыта.

Я жду, пока он закончит, чтобы спросить:

— Пап, кстати, ты все подарки купил?