На высотах твоих

Капитан Сигурд Яабек, крупный плотный моряк с дубленым от солнца и ветра лицом, сидел в своей каюте, расположенной под капитанским мостиком, разбирая бумаги, которые ему могли понадобиться для портового досмотра груза и команды. Прежде чем пришвартоваться, капитан сменил привычный свитер и хлопчатобумажную робу на выходной двубортный костюм, но на ногах у него по-прежнему были старенькие тапки, в которых он проводил большую часть времени на палубе.

Нам повезло, думал капитан Яабек, что мы пришли в порт днем и сможем пообедать вечером на берегу. Наконец-то избавимся от всепроникающей вони удобрений из трюма. Капитан с отвращением сморщил нос от запаха, напоминающего смесь подмоченной серы и гнилой капусты. На протяжении долгих недель эту вонь источал груз третьего трюма, а вентиляторы разгоняли ее по всему кораблю. Какое утешение, что в Ванкувере теплоход нагрузят свежепиленым канадским лесом.

Держа документы в руках, он поднялся на верхнюю палубу.

В кормовом кубрике палубный матрос Крепыш Гейтс слонялся по небольшой квадратной кают-компании, служившей местом отдыха для команды, свободной от вахты. Он приблизился к другому моряку, молча смотревшему в иллюминатор. Гейтс был лондонским кокни. У него было изуродованное, покрытое шрамами лицо боксера, приземистая фигура с болтающимися руками делала его немного похожим на большую обезьяну. Он был самым сильным матросом на корабле и в то же время самым добродушным, если только его не выводили из себя.

— О чем задумался, Анри? — спросил Крепыш Гейтс.

Некоторое время тот продолжал глазеть в иллюминатор, делая вид, что не слышал вопроса. На его лице застыло выражение странной задумчивости, взгляд был неподвижно устремлен в сторону высоких городских зданий, видневшихся за строениями порта. По воде через открытый иллюминатор доносился шум уличного движения. Затем молодой человек вдруг пожал плечами и повернулся к Крепышу Гейтсу.

— Я ни о чем не думать.— Он говорил с горловым акцентом. Английский давался ему не без труда.

— Мы простоим в порту целую неделю,— сказал Крепыш Гейтс.— Ты не бывал в Ванкувере раньше?

Молодой человек, которого звали Анри Дюваль, покачал головой.

— А я был здесь три раза. Есть, конечно, места пошикарнее, но и здесь неплохо: жратва что надо и в любой момент можно подцепить девчонку.— Он искоса глянул на Дюваля.— Может, на этот раз тебя выпустят с корабля, приятель?

Молодой человек что-то уныло пробормотал. Хотя слова трудно было разобрать, Крепыш Гейтс их понял:

— Иногда я думаю, что уже никогда не попаду на берег.

3

— Глянь, эти парни — высокое начальство,— прошептал он.— Они могут дать тебе разрешение сойти на берег.

Анри Дюваль повернулся к товарищу.

— Я буду сильно стараться,— произнес он тихо. В его голосе послышался мальчишеский энтузиазм, сменивший глубокое уныние, акцент от волнения стал еще заметнее.— Я стараться работать. Может, меня оставят.

— Вот это дело,— подбодрил его Крепыш Гейтс.— Держи хвост пистолетом!

В кают-компании для чиновника иммиграционной службы установили стол и придвинули к нему стул. Он уселся, просматривая список команды, который подал ему капитан.

— Итак, тридцать человек офицеров и команды и один «заяц», тайком пробравшийся на корабль. Правильно, капитан?

— Да,— подтвердил капитан Яабек.

— Где вы подобрали нелегального пассажира?

— В Бейруте, Ливан. Его зовут Дюваль,— сказал капитан.— Он у нас уже давно. Даже слишком.

Лицо чиновника не отразило никаких чувств.

— Сначала проверим офицеров.— Он поманил пальцем первого офицера. Тот выступил вперед, протягивая шведский паспорт. Вслед за офицерами в каюту стали входить по одному члены команды. Опрос каждого не занимал много времени: имя, национальность, место рождения, несколько дополнительных вопросов. Затем матрос переходил для опроса к таможеннику.

Последним был Дюваль. Вопросы, обращенные к нему, носили не столь поверхностный характер. Он отвечал на ломаном английском, но старательно и серьезно. Некоторые моряки, Крепыш Гейтс среди них, задержались в каюте, чтобы послушать допрос.

Да, зовут Анри Дюваль. Да, он нелегальный пассажир, пробрался на корабль в Бейруте, Ливан. Нет, он не гражданин Ливана. Нет, у него нет паспорта. И никогда не было. Ни паспорта, ни свидетельства о рождении, ни других бумаг. Да, он знает, где родился — во Французском Сомали. Его мать была француженкой, отец — англичанин. Мать умерла, отца он не знает. Нет, он не может доказать правдивость своих слов. Да, ему отказали во въезде в Сомали, чиновники там не поверили его рассказу. Ему не позволили сойти на берег и в других портах — их так много, что он затрудняется все перечислить. Да, он уверен, что у него нет никаких документов, абсолютно никаких.

Подобный допрос проводился в каждом порту. По мере того как он тянулся, надежда, озарившая на короткий миг лицо молодого человека, сменилась унынием. Наконец он сделал еще одну попытку.