Коллектив был разношёрстный, сформированный в спешке, и «сплотить» его было трудно. Имелись фронтовики. Людомирский служил в Ленинграде в 1941–1942 годах на эсминце «Строгий», отвечал за системы управления артиллерийским огнём. Боевое прошлое было у Чегодаевой, чем она, конечно, гордилась.
С самого начала много проблем доставил Козинец, у которого явно «поехала крыша». Отклонения в психике у него проявились в марте 1944 года, когда Козинца провожали в аэропорт Ранчо-Бойерос, чтобы отправить к новому месту службы, в советскую миссию в Уругвае. По дороге в аэропорт Козинец с заметной обеспокоенностью говорил о том, что на немецких подводных лодках установлены ракеты ФАУ, которые могут сбивать самолеты на любой высоте. Гаранин назвал это выдумками: ФАУ системами точного наведения не обладают. Немцы используют их для стрельбы по городам Англии фактически наугад. Но Козинец не поверил: «Вы скрываете от меня правду». Уже в самолёте, не дойдя до кресла, он потерял сознание. Пришлось возвращаться с ним в миссию.
Мельников, давно знакомый с Козинцом, назвал его «мастером симуляции»: «В 1940 году Козинца хотели послать в Китай, но он, зная, что там идёт война, придумал себе кучу болезней, чтобы не лететь. Когда ему сказали, что «раз так», то придётся ехать пароходом, он стал выяснять, какая обстановка в странах по маршруту, много ли риска, часто ли топят корабли. В итоге Козинец за два дня до отъезда «захворал», прикинулся, что у него неполадки с сердцем. Но в Гаване жалоб на сердце я от него не слышал».
Через месяц предприняли ещё одну попытку отправить Козинца в Монтевидео. Не получилось. Гаранин сообщил в Москву: «Накануне отъезда Козинец снова заболел. Поведение странное, плыть в Уругвай он боится, в Гаване тоже не хочет оставаться. По словам «Ника», Козинец сильно мечтает об Америке, по-доброму беседовал с ним, и в итоге Козинец согласился на Уругвай. Когда «Ник» предложил сообщить в Центр о его согласии, Козинец стал протестовать и заявил, что он поедет не «по согласованию», а во имя долга, «рискуя собой». Врачи точного заключения о его психике сделать не могут, так как Козинец в ходе консультаций чего-то не договаривает. По заключению врачей, сердце и центральная нервная система Козинца вполне здоровы. Хозяин решил на время оставить его в Гаване. Я считаю необходимым отправить его домой. Козинец – это трус и паникёр, которого надо судить».
В июне предприняли новую попытку его отправки в Уругвай. Гаранин сообщил о неудаче срочной шифртелеграммой: «Козинец вновь опозорился: при посадке в самолёт упал в обморок. Провожавший его Ястребов считает, что Козинец – симулянт. Поведение его на аэродроме было очень странным. Козинец стонал и плакал, и, судя по его эмоциональному возбуждению, мог натворить много неприятностей. По словам доктора, Козинец заявил, что покончит жизнь самоубийством, если его не оставят на Кубе».
Гаранин высказал мнение, что для решения проблемы лучше всего отправить Козинца под предлогом назначения в Нью-Йорк к «Максиму», а оттуда – на пароходе – домой.
В процессе этой возни с Козинцем выяснилось, что в прошлом он хорошо знал Орлова, резидента «Шведа», сбежавшего из Испании в Соединённые Штаты. «Они старые друзья по чекистской работе», – написал Гаранин в Центр, ссылаясь на признание самого Козинца Норе Чегодаевой. – «Ник» отказывается от дальнейших воспитательных бесед с ним и справедливо настаивает на его скорейшем удалении из СШО».
В Москве, конечно, обратили внимание на фразу из телеграммы резидента о том, что Козинец «сильно мечтает об Америке». Именно там скрывался «Швед». Начальник разведки Фитин распорядился: «Тов. Грауру. Надо рапортом информировать наркома о Козинце и просить его отозвать». Справка о Козинце была доложена наркому Меркулову, который за несколько секунд решил судьбу шифровальщика.
В тот же день из Москвы в миссию было направлено указание за подписью Фитина: «Козинца отправить в Нью-Йорк под предлогом работы. В пути держать под контролем». Ещё одну телеграмму отправили в Нью-Йорк: «По прибытии Козинца принять меры по его отправке домой на нашем пароходе. Для предотвращения случайностей установить за ним тщательное наблюдение с помощью судовой агентуры до выхода из американских территориальных вод, а затем арестовать и сопровождать до Москвы».
Через неделю Гаранин, наблюдая в гаванском порту за манёврами судна, уходившего рейсом на Нью-Йорк, смог вздохнуть с облегчением. Понурая фигурка Козинца виднелась на верхней палубе, и рядом с ним прощально махал рукой «сопровождающий» – надёжный товарищ из Москвы, который занимался в Гаване делами по торговой линии.