На задворках империи

Грузно усевшись во главе стола, полковник Кольгоф, указав дочери на место рядом с Николаи, весело промолвил:

– Я вижу, молодой человек, что вы очаровали дамское общество, и надеюсь, что будете у нас частым гостем.

– Яволь, господин полковник, – попытался было вскочить лейтенант, но, наткнувшись на осуждающий взгляд фрау Кольгоф, остался на месте.

– Будьте, как дома, лейтенант. Забудьте хотя бы на время о субординации, – благожелательно промолвил полковник и, дождавшись, когда в бокалах заискрится рейнское, торжественно произнес: – Отец мой, так же, как дед и прадед, были настоящими прусскими солдатами, верой и правдой служили нашей Великой Германии. К сожалению, Бог не дал мне сына, – хозяин покосился на смутившуюся супругу, – но Всевышний даровал мне прекрасную дочь, которая когда-нибудь родит мне внука, которому я и передам по наследству свой меч воина. За прекрасное будущее моей милой дочурки! Прозит!

Зазвенели бокалы, и все принялись неспешно утолять голод, ведя одновременно светскую беседу о погоде, о ценах на деликатесы и вина. Поддерживая разговор, Вальтер в то же время напряженно вспоминал, какой вилкой есть салат, а какой поддевать жирную ветчину, и чтобы не ошибиться, краем глаза наблюдал за тем, как управляется с яствами Мария.

Девушка, видя, что молодой человек бросает на нее частые взгляды, вся зарделась. Она не была красавицей, как мать, а больше походила на отца, крепкого и широколицего пруссака. Но алый цвет смущения и огромные, светло-голубые, как небо после дождя, глаза делали ее личико свежим и довольно привлекательным.

После ужина девушка пригласила явно понравившегося ей лейтенанта в парк, на что отец одобрительно покачал головой, а фрау Кольгоф осенила их крестным знамением, когда молодые выходили из дома.

Вальтер и Мария молча, бросая друг на друга мимолетные смущенные взгляды, дошли до изящной чугунной изгороди, обрамляющей парк, и медленно повернули обратно.

Всецело занятый своей карьерой, Вальтер сторонился случайных связей с женщинами и на посиделках, где офицеры красочно рассказывали о своих любовных похождениях, чаще всего молчал. В мечтах он не раз представлял себе, как встретит красавицу и обязательно завоюет ее любовь своим интеллектом и красноречием. Но, слушая счастливчиков, уже познавших любовь, он пришел к неутешительному выводу о том, что, оказывается, женщины влюбляются чаще всего в красавчиков и дебоширов и напрочь презирают сладкоголосых всезнаек. Именно поэтому, познакомившись с дочерью своего полкового командира, Вальтер больше всего боялся выдать себя за умника и потому всю дорогу молчал, ожидая, что тему разговора предложит Мария. Но строгое, истинно прусское воспитание девушки не позволяло ей первой начать разговор, тем более что она была польщена, даже загипнотизирована обаянием и вниманием офицера с блестящим, как сказал папочка, будущим, и ждала первого слова от него. Наверное, молодые люди, так и не сказав ни слова, возвратились бы домой, если б не счастливый случай. Когда они поравнялись со скамейкой, Николаи, не заметив на краю дорожки камня, споткнулся и сильно расшиб себе колено.

– Вам больно? Вы можете идти? – прозвучал тревожный голос Марии, которая заметила, что лейтенант сильно хромает. – Может быть, мы присядем здесь на минутку?

– Ничего страшного, фройляйн, – успокоил девушку лейтенант, подавая ей руку и помогая присесть на скамейку. И только после этого он присел сам.

– Расскажите о себе, – доверительно попросила она.

Слушая печальную жизненную повесть молодого офицера, Мария то и дело сочувственно восклицала:

– Бедненький вы мой! – и еще теснее прижималась к пылающему жаром от избытка чувств лейтенанту. Все произошло само собой, как это много веков назад подметил великий Шекспир: «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним».

Прощаясь с молодым офицером, полковник Кольгоф взял его за верхнюю пуговичку мундира и, приблизив к себе, по-солдатски прямо сказал:

– Я вижу, как от моей дочери у вас горят глаза и повышена температура. Скажу откровенно, этого я и боялся…

– Я влюблен в вашу дочь и по долгу чести прошу у вас ее руки, – выпалил единым духом явно застигнутый врасплох лейтенант.

– Не-е-ет, – нетерпеливо остановил Вальтера полковой командир. – Я еще не все сказал. Зарубите себе на носу, пока вы не будете в состоянии обеспечить моей дочери приличное существование, о вашей женитьбе не может быть и речи. Вы уяснили это?

– Яволь, господин полковник… – с отчаянием в голосе произнес Николаи.

– Я, конечно, не деспот и потому разрешаю вам изредка видеться с Марией, – чувствуя, что немного переборщил, смягчил свои жесткие слова полковник и, заметив, как вновь загорелись глаза лейтенанта, добавил:

– Но только в присутствии родных.

– Яволь, господин полковник, – потухшим голосом произнес обескураженный молодой человек.

– Единственное, что я не могу вам запретить, то это переписываться с моей дочерью.

– Яволь, господин полковник, – уже более бодрым голосом откликнулся лейтенант. – Через два года я обязательно поступлю в военную академию, – самоуверенно добавил он.