На Запад!

– Вот и потерпи ты до него, до этого самого похода. Через три седмицы, Бог даст, мы в Полоцк придем и выгрузимся там, вот тогда ты и принимай командование над всем отрядом. А пока мы здесь, по ладейной водной дороге идем, давай уж я постаршинствую? Как-никак уже ведь с дюжину раз тут проходил. И ратился я здесь не единожды, и даже тонул, а один раз так и стрелу от вражины схлопотал. Так что эта дорожка обильно моей кровью и потом полита, чай, уж знаю, что говорю. Вот ты кричишь: «А ну, приставай к берегу!» А знаешь ли вообще, что это за берег? А тут ведь ежели с полверсты вглубь пройти, то большое болото под названьем Дрябь начинается. Вот высадимся мы в таком гнилом месте и будем потом все мучиться. Вокруг ведь все сырое, вода здесь худая, костра хорошего не разжечь для обогрева, один лишь дым с тех вот дров. Мучение у нас здесь получится, а завтра ведь опять целый день веслами грести. И как вот такое да с устатку? Сейчас ведь уже осень, летом-то еще поприветливее эти места, а вот ныне и не каждый берег нам подойдет. Ну и чего думаешь, старшой, будем мы здесь приставать или же маненько дальше пройдем?

Шуйга молча постоял, оглядывая неприветливый берег, и махнул рукой.

– Рыжая голова у тебя, Фролка, и сам-то человек ты бедовый, но вот речь разумную ведешь. Будь по-твоему. Коли уж у тебя опыт в таких вот речных походах богатый, так, значит, быть по сему – главенствуй по ладейному пути аж до самого Полоцка, а уж потом я сам в старшинство встану. – И пошел с кормы.

– При чем здесь рыжая голова и с чего это я бедовый? – пожал плечами подпрапорщик. – У меня вон уже семья, сын. Да успокоился я давно. А-а-а, – махнул он рукой. – Слушай мою команду, робята: новая смена гребцов, на весла, старая пока отдыхает! Еще пара смен – и место нашей стоянки откроется. – И сам же подскочил к шестому веслу по правому борту. – А ну-ка, Стерля, слазь со скамьи, дай теперь я сам разомнусь! Шуйга, а ты бы задал нам ритм! – крикнул он, озорно подмигнув орудийщику. – Поглядим вот, какая смена у нас крепче.

«Раз! Раз! Раз!» – пронеслось над водой. Весла дружно вспенили мутную воду реки, двигая ладью на юг. А вслед за ней споро заработали и на других четырех.

Погода начала портиться. Зарядили дожди. В начале октября речной отряд подошел к укрепленному городу Холму. Воевода Ратибор встретил андреевцев самолично на пристани.

– Здравы будьте, воины славные! – крикнул он, стоя на причальных бревнах. – Мои дозорные нас еще загодя предупредили, что на ладьях ваш флаг полощется. Для бригадных у нас всегда здесь уважение и почет.

– Здрав будь, дядька Ратибор! – крикнул Фрол, махая рукой с носа подходящей ладьи. – Хорошо у тебя дозорная служба поставлена, мы вон еще вдали веслами машем, а ты о нас уже тут знаешь.

– А по-другому здесь никак, Фролка, – подкручивая седой ус, усмехнулся воевода. – Крепость-то почитай что порубежная, в Пскове нонче немец стоит, литвинам у нас доверия нет, а в окрестностях вон снова разбойничьи ватаги хозяйничают. Так что сторожко мы тут держимся. Принимайте концы да крепите ладьи лучше. Вона какой ветерок-то порывистый, – кивнул он стоящим наготове с баграми людям. – Небо с заката все черное, как бы непогода не разыгралась.

Три дня пришлось пережидать в городе-крепости речному каравану. Воевода оказался прав: задул сильный ветер, и по реке шли с пенными бурунами волны.

– Не спешите, передохните маненько здесь, вам ведь до Усвятских волоков еще почти что сотню верст вверх на веслах идти, – предложил старшим каравана Ратибор. – Потом уже, как волна сойдет, и самим ведь будет легче грести.

– Переждем, – согласился с крепостным воеводой Фрол. – Вот сорвет ненароком какое дерево али бревно с берега утащит, и не больно-то его заметишь в таких вот волнах. А скажи-ка мне, дядька, неужто опять разбойные расплодились на волоковой дороге? Всего ведь пять лет прошло с той поры, как мы здесь «волков» и «медведей» угомонили. Выходит, что опять взамен им новые злыдни появились?