На заре

На пороге сеней показался Виктор, а за ним и Оксана, направились на ток, где отец с дедушкой приготавливали место для веялки. Мать выгоняла из база в стадо коров и телку.

Принялись веять зерно.

Во время отдыха Лаврентий присел на мешки с пшеницей, спросил у сына, слыхал ли он ночью орудийный гул.

— Слыхал, — ответил Виктор.

— Все же напрасно ты записался в ЧОН, — после продолжительного молчания нерешительно сказал отец.

Виктор раздраженно бросил:

— Хватит!

Лаврентий насуровился и, стреляя то на невестку, то на сына колючими зрачками из-под сдвинутых бровей, проворчал:

— А ежели Хвостиков явится? Мы-то с тобой можем и отступить, а с матерью и дедушкой что будет? Ты над этим поразмыслил?

Виктор оперся локтем на упругий мешок и, положив голову на руки, задумался.

— Что другим, то и нам, — наконец пробормотал он.

— Упреждаю тебя, Виктор, — пригрозил ему отец. — Брось шутки шутить с огнем.

— Опять прилип, как репей! — выгребая пшеницу из-под решета, метнул Наумыч недобрый взгляд на сына. — Поедом ешь парня!

Лаврентий с недовольством прекратил разговор.

В завтрак, пока жена и мать собирали на стол в прохладной тени акации, росшей около хаты, Виктор уединился в сад. В прозрачном утреннем воздухе пахли цветы и спелые фрукты, жужжали пчелы, шмели…

Мать уже несколько раз звала сына к столу, однако он, погружась в тягостные думы, продолжал расхаживать взад и вперед по аллее. Его также сильно волновало приближение Хвостикова к станице, и он не меньше отца боялся за судьбу матери и дедушки, но менять своего решения не собирался. Мать задержалась у садовой калитки.

— Ты сегодня думаешь снидать[280]? Работа ж стоит!

— Идите, я сейчас.

III

С Кубани тянуло свежим, ободряющим ветерком. У Белозеровой на завалинке сидела Батракова с женщинами, беседовала о фронтовых событиях.

— Вы, конечно, все слыхали о зверствах, которые творят Хвостиков и Крыжановский в занятых ими районах, — говорила она. — В сегодняшней газете пишут о героической защите казьминцами своего селения от банды этих генералов.

Женщины притихли. Им хорошо было известно, что Хвостиков и Крыжановский наводили страх и ужас на жителей тех мест, к которым они приближались со своими бандами. И каждая из слушательниц ясно теперь сознавала, что, возможно, и над их станицей разразится гроза, снова польется кровь, встанут виселицы.

Батракова отыскала статью в «Красном знамени» и, взглянув на притихших женщин, прочла:

Вперед за казьминцами!

Суровый голос ее прервался, затих на мгновение, как бы собираясь с силой, потом уже более отчетливо прорезал тишину:

В боях под Казьминкой трудовое крестьянство этого селения на деле доказало свою преданность Советской власти. Едва лишь банды генерала Хвостикова решили прорваться в Казьминское, как немедленно всколыхнулось все трудовое население хутора решившее выступить на подмогу Красной Армии.

Женщины, прижимаясь друг к другу, внимательно слушали агитаторшу, жадно ловили каждое ее слово. Батракова продолжала читать:

Жители вооружились винтовками, дробовиками, а кто и просто вилами. Не прошло и полчаса, как на всех улицах были построены баррикады и появились всевозможные заграждения из борон, плугов, возов…

— Так это ж он, зверюга, — не умолчала Белозерова, — этот последний хвост буржуазного классу, с Лысой горы, что под Передовой, рассказывали люди, бросал в пропасть пленных красноармейцев и всех жителей, кто сопротивлялся ему. А тех, кто спасался от него в церкви, вытаскивал наружу, издевался над ними, расстреливал, а многим отрезал пилой головы.

— Какой людоед! — вздохнула женщина в черном подшалке.

— Супротив него всем нужно выступать, бабы! — негодовала Белозерова. — Помогать надо и ревкому, и Красной Армии.

Батракова оправила на коленях юбку, закончила чтение:

Примеру казьминцев, конечно, не замедлят последовать и другие станицы, дабы окончательно добить разбойничьи банды, мешающие спокойно приступить к мирному труду. Трудовое казачество! Вперед за казьминцами!

Снова поднялся шум. Все высказывали свое возмущение, злобу по поводу тирании черносотенных генералов.

— А теперь я спрошу вас, — обратилась Батракова к женщинам. — Скажите, кого защищают Хвостиков и Крыжановский?

— Уж известно! — раздались дружные голоса. — Старые порядки, царя да помещиков.