На заре

— Сейчас командование 9-й Красной армии принимает все меры к отражению Хвостикова. — Жебрак швырнул в сторону окурок. — Нам надо быть готовыми ко всему. Стариков и детишек придется заблаговременно эвакуировать.

— Левандовский уже вступил в свои обязанности? — спросил Доронин.

— Да, — кивнул Жебрак. — В прошлое воскресенье.

Вдали, у плотницкой, коммунары получали мебель, изготовленную столярами. Слышались оживленные голоса. Со скотного двора неслась задорная песня, таяла в зеленом саду и на крутых берегах Кубани, густо поросших косматыми вербами.

Из флигеля, пристроенного к небольшому домику, вышел Юдин, повстречался с Жебраком и Дорониным, они втроем направились в беседку сада.

Жебрак рассказал о наступлении Хвостикова и тут же прибавил:

— Еще вот какой вопрос. Вчера мы получили разнарядку комфронта. Надо послать на курсы медицинских сестер двух девушек. У нас уже есть одна…

В садовой калитке показался Градов с болтом в руке. Доронин встал и, обратясь к Жебраку, поспешно сказал:

— Мы об этом еще потолкуем, Николай Николаевич Я скоро приду, а то меня ждут.

И он вместе с Градовым направился на скотный двор к молотилке. Жебрак и Юдин остались в беседке.

— Девятнадцатого июля наши войска заняли Гродно и форсировали Неман, — продолжал секретарь. — Но на врангелевском фронте дела пока у нас неважные.

Они поднялись и не спеша зашагали по аллее.

— Видимо, в связи с этим и Хвостиков активизировал свои действия, — заметил Юдин.

— И тем не менее между Польшей и нашим правительством начались мирные переговоры, — подчеркнул Жебрак.

— Да, вчерашняя «Правда» сообщила об этом, — подтвердил Юдин.

Раздался свисток. Запыхтел паровик, и спустя некоторое время со скотного двора донесся гул молотилки, прерываемый рявканьем при подаче пшеницы в барабан.

Навстречу собеседникам вышли из ближней аллеи Доронин и Батракова.

— Николай Николаевич, — заговорил председатель коммуны, — я сейчас толковал с Леонтьевной: мы думаем послать на эти курсы Аминет.

— Она с охотой поедет, — протянула Батракова.

— Что ж, эта девушка подходит, — согласился Жебрак. — Пошлем ее. Только с ней нужно побеседовать.

— Я пригласил ее к себе, — сказал Доронин.

В просторном кабинете с зеркальными стенами он поднял штору на окне, и косые лучи солнца полосой упали на паркет. Жебрак уселся на диване.

Явилась Аминет. Доронин поднял на нее глаза:

— Аня, ты хочешь учиться?

— Хочу! — воскликнула девушка. — Очень!

— На курсах медсестер в Екатеринодаре, — пояснил Жебрак.

— Ой! Я давно мечтала.

— Правда, с грамотой у нее неважно, — заметила Батракова, — но это ничего, писать и читать умеет — остальному там научат.

— Главное — пролетарская биография, — подчеркнул Доронин.

— Послезавтра к десяти часам утра приедешь к нам в ревком, — сказал Жебрак, ласково глядя в лицо девушки. — Да захвати с собой немного продуктов.

— Хорошо.

Аминет выскользнула из кабинета, сбежала вниз и во все лопатки пустилась к молотилке. Отыскав Гаврилу, она схватила его за руку, радостно вскричала:

— Учиться еду, на курсы медсестер!

— Да ну? — удивился Гаврила.

II

Виктор Левицкий никак не мог уснуть. Лезли всякие мысли, тревожили, не давали покоя. Отец тоже, заложив руки под голову, лежал с открытыми глазами, глядел в темноту.

Черное окно иногда озарялось каким-то загадочным слабым светом: не то зарницами, не то отблеском орудийных выстрелов. Лаврентий глядел на него и, когда оно явно мигало, вставал с постели, натягивал на ноги шерстяные носки, подходил к окну и, всматриваясь в темноту, прислушивался. Чуть-чуть дребезжали стекла, и точно из-под земли слышался далекий непонятный гул.

«Неужели Хвостиков? — с каким-то нехорошим предчувствием думал он. И потом долго сидел у раскрытого окна. Сердце его замирало, казалось, останавливалось. Он терялся в рассуждениях, говорил про себя: — Явится, катюга, что тогда будет? Погибла моя семья. Нет, нужно пока держаться Бородули и Молчуна, а там видно будет».

С этими мыслями Лаврентий опять лег в постель и закрыл глаза.

Оксана обняла Виктора, шепнула:

— Перед закатом солнца небо будто бы чистое было, а зараз блискавка[279] и, сдается, гром гремит. Чи не Хвостиков?

— Да я-то почем знаю? — буркнул Виктор.

— А если придут белые? — спросила Оксана. — Ты не боишься?

Виктору не хотелось об этом говорить, и он молчал, но Оксана еще плотнее прижалась к нему, с дрожью в голосе продолжала:

— Не молчи, Витенька! Скажи, что ты думаешь.

— Хвостиков к нам не придет, — ответил Виктор. — Красная Армия с ним скоро разделается.

— Ты так думаешь?

— Все такого мнения.

— А если придет? Ты уйдешь из ЧОНа?

— Нет.

— А нам что тогда делать?

— Тебе бояться нечего.

Оксана обмякла и отодвинулась от него.

* * *

Лаврентий проснулся перед самым рассветом, разбудил Виктора и Оксану, вышел на ток, к вороху невеяной пшеницы.

В небе догорала последняя звезда. С востока поднималась уже алая заря, разбегались по горизонту барашковые облака, окаймлялись золотом утреннего солнца, но из-за Кубани все еще повевало ночной сыростью. С севера на юг летели с полей запоздалые косяки диких уток.