На заре

— Был у них обычай на пасху — вместе с куличом, салом и маслом святить еще и порох, — начал бас. — Вот один казак, не помню его фамилию, ни мало ни много, но больше фунта пороху взял, завязал в платочек и пошел в церковь. Купил там свечку, зажег ее и воткнул в порох. Все чин по чину. Горела свеча, горела, а когда батюшка подошел к ней с кропилом, порох как луснет[780]! Пасха, яйца да масло разлетелись во все стороны. У батюшки от переляку кропило выпало из руки. Стоял он, стоял, да как ударит бечь! За ним и все прихожане тягу дали, пустились наперегонки, давить друг дружку начали в дверях, крик неуемный подняли. Мол, черт в церкви появился…

— Не слушайте его, братцы! — пискливо завопил елизаветинец. — Брехня это!..

Игнат Власьевич и Андрей углубились в кривой коридор, направились к выходу. Здесь, в устье пещеры, стояли часовые. Холодное небо, усеянное звездами, висело низко над горами.

Игнат Власьевич зевнул, промолвил:

— Что-то Федот Давидович долго не возвращается из похода. Не стряслась ли какая беда с ним?

У входа в пещеру показалась Оксана и Ава. Поглядев на небо, они громко рассмеялись.

— Чего ржете? — шикнул на них Игнат Власьевич. — Не дюже тут большая радость.

— Вспомнили, как ходили на досвитки[781], — отозвалась Оксана.

— Забывайте теперь про них, — проворчал Игнат Власьевич.

С востока дохнул холодный, пронизывающий ветер, протяжно, с надломленным стоном зашумели верхушки деревьев. Андрей зябко вобрал шею в плечи.

— Ветер перепелячий[782], — проговорил он угрюмо. — Дело к зиме идет.

— Живы будем, так перезимуем, — сказал Игнат Власьевич.

Андрей вспомнил о раненом бугундырском лебеде, и на душе у него стало еще тоскливее.

X

В пещере, освещенной лампой, стоял полумрак. Ава застлала рядном свою кровать, уже сооруженную у стены, обняла Оксану за плечи, заглянула в глаза:

— Ксюша, ты рада, что Андрюша возвратился?

— Конечно, рада, — ответила Оксана. — Зачем спрашивать об этом?

— Да так… — Ава смутилась. — Гляжу я на вас, и мне кажется, что не пара он тебе. Ты такая красивая.

— Ах вот что, — рассмеялась Оксана. — Глупенькая, да разве любят только красивых? Я люблю Андрюшу за то, что он сильный, смелый, не тряпка. И за то, что дорожит он моей любовью.

За медвежьей шкурой, прикрывавшей вход в коридор, раздались глухие шаги, и в пещеру вошли Игнат Власьевич, Андрей и Федот Давидович, который только что вернулся из похода.

— Да, теперь многие с нетерпением ждут амнистии, — задумчиво промолвил Игнат Власьевич, присаживаясь на свою кровать. — Боюсь, как бы и наши ряды не поредели после той амнистии.

— И такое могет быть, — согласился с ним Федот Давидович. — Гарнизация у нас никудышняя. Слабовольных богато.

— Почему-то Ковалев и обеспокоен так, — подчеркнул Игнат Власьевич. — Пока еще не поздно, мы должны строго предупредить своих казаков, что с изменниками у нас разговор будет короткий.

— Значит, опять расправа? — На острых скулах Андрея судорожно передернулись мышцы.

— А что ты предлагаешь? — взглянул на него Игнат Власьевич.

Андрей раздраженно махнул рукой.

— На гриве не удержались, а на хвосте и подавно…

Федот Давидович встал, надел шапку, сказал глухо:

— Ну, я пошел.

— Вы бы повечеряли с нами, — предложил ему Игнат Власьевич.

Федот Давидович зевнул, покачал головой:

— Нет, благодарствую, пойду отдыхать. Что-то зябко стало, ломота какая-то в теле. Должно быть, притомился дюже.

Испытывая свинцовую тяжесть в ногах, он добрался до общей пещеры, постлал на каменном уступе постель, залез под бурку. Его все чаще пробирала ледяная дрожь, кости будто разламывались.

«Эге-ге, — простонал Федот Давидович, стуча зубами, — Заболел я, мабуть». Он приподнялся на локте, выглянул из-под бурки. Вся пещера и люди, находившиеся в ней, поплыли перед глазами. Сознание туманилось И вдруг Федот Давидович вскочил с постели, широко расставив ноги и потрясая кулаками, закричал в горячке:

— Хлопцы, не поддавайтесь, бейте их! — Он сорвал шашку со стены: — Вот!.. Вот!.. Красные!.. Рубите их, братцы!.. Рубите!.. — Ноги у него подкосились, шашка выпала из руки, и он, задыхаясь, повалился на землю

Казаки подняли его, уложили под бурку, дали знать о случившемся Бородуле. Пришел к больному Игнат Власьевич, встревоженно спросил:

— Что с тобой, Федот Давидович?

— Ничего… ничего… — стуча зубами от озноба, пробормотал Молчун. — То огнем меня печет, то в холод кидает… А зараз Меланья привиделась… Мабуть, не дождется меня…

Подошел Матяш, нервно поскреб подбородок:

— Что же нам делать с ним?

Федот Давидович снова впал в беспамятство, заметался по постели.

— Видите?.. Видите?.. Вот они!.. Ползут, подбираются к нам… По коня-я-ям!..

— Да ты лежи! — удерживая его, сказал Игнат Власьевич. — Никаких красных здесь нет. Успокойся.

Он положил голову больного на подушку, подтолкнул под бока бурку. Тот затих, начал засыпать. Игнат Власьевич приставил к нему двух казаков…

Андрей проснулся на рассвете, разбудил Оксану и, соскочив с постели, сладко потянулся.

В пещере прозвучал сигнал побудки. Банда зашевелилась, зашумела, начала седлать лошадей. В проходах потянуло табачным дымом.