После обеда отряды Ковалева и Козлова двинулись в путь по глубокому каньону вдоль правого берега Большой Лабы. Доехав до Мощевого ущелья[768]
, Ковалев распрощался с Козловым и, перебравшись на левый берег бушующей реки, отправился со своим отрядом к Курджинову. А Козлов свернул в Мощевое ущелье и вскоре остановил отряд в густом дубняке.— Видите эти большие пятна? — указал он на южный склон горы, на вершине которой виднелись замурованные входы в пещеры. — Нам надо подняться туда… Говорят, золотишко может скрываться в таких пещерах…
Спешившийся отряд начал взбираться по крутой тропе, вьющейся между громадными валунами и высокими деревьями, росшими на отвесных скалах.
— Чьи ж это погребения? — поинтересовался Минаков.
— Возможно, скифов, а возможно, других каких-нибудь племен, — ответил Козлов. — Тут в далекой древности кого только не было. Так хоронили жрецов и царей. Говорят, что таких погребений в Карачае множество.
— Под Ключевой[769]
, в скалах, на реке Белой, выше Майкопа, тоже есть такие пещеры, — заметил Минаков. — Возле станицы Баракаевской[770] одна наполнена человеческими костями.Белоказаки шли гуськом, с трудом преодолевая каждую пядь крутой тропы.
Через полчаса они добрались наконец до площадки, тянувшейся узким карнизом поперек скалы. Взрывники заложили пироксилиновые шашки в замурованный наглухо вход в пещеру. Козлов приказал всем укрыться в расщелинах и за уступами скал. Раздался оглушительный взрыв, долгое эхо прокатилось по горам и ущельям. Когда рассеялось пыльное облако, все увидели широкий пролом в пещеру…
Матяш собрался в путь еще до рассвета. Вскинув на плечи сумки с провизией и патронами, он взял карабин, вышел на едва приметную в предутренних сумерках тропу в Умпырь. Повсюду царила тишина. На низком, воронено-синем небе еще мерцали крупинки звезд. С востока тянуло пронизывающей свежестью.
Зарю Матяш встретил уже под горою Магишо. На скалах, покрытых дремучим лесом и окутанных седым туманом, все громче щебетали птицы, в водоемах квакали лягушки. В стороне, на Умпырке, глухо ухала выпь. Держа наперевес карабин, Матяш осторожно пробирался по дикой чащобе вперед. Внезапно ему бросилось в глаза громадное сухое дерево, сучья которого торчали в разные стороны, как изогнутые железные прутья. На одном из сучков что-то медленно раскачивалось. Матяш подошел поближе и теперь ясно увидел повешенного человека. Глаза у него были выклеваны хищными птицами, руки связаны за спиной, плечи и шея в глубоких ранах.
«Кто же это? — подумал с содроганием Матяш. — Погиб человек. А за что?» Выбравшись к берегу реки, он вдруг увидел еще более жуткую картину: на деревьях и скалах — повешенные. На белой ровной скале над Умпыркой надпись: «Всех, кто пойдет против меня с оружием в руках, постигнет участь этих красных! Подъесаул Г. Е. Козлов».
— Собака! — процедил сквозь зубы Матяш и поспешно начал выбираться из этого страшного места.
На небольшой умпырской поляне он увидел стадо диких кабанов, хотел было подкрасться к ним поближе, но животные почуяли его, навострили уши и стали уходить по густым папоротниковым зарослям и бурелому. Поддавшись охотничьему азарту, Матяш некоторое время следовал за ними. Но кабаны скрылись в дубовой роще, и Матяш только сейчас заметил, что солнце уже перевалило за полдень. Он решил вернуться, отыскать знакомую тропу, но так и не смог. Усталый и измученный, поднялся он в сумерках на скалу, зажег там сухой пень, перекусил немного и, нарвав папоротника, сделал себе постель.
Проснулся на восходе солнца. Долго разглядывал окружающую горную местность. Наконец ему удалось определить свое местоположение, и он направился к горе Алоус.
На поляне, густо поросшей альпийскими травами, он заметил у небольшого озера стаю белых лебедей. Сердце у него замерло от радости.
— Бугундырские[771]
лебеди! — воскликнул он. — Родимые мои!Вспомнились далекие мальчишеские годы, проведенные в Ахтырской, вблизи Бугундыря, куда он почти ежедневно бегал с удочкой ловить карасей и часами любовался лебедиными стаями, спокойно плавающими по зеркальным плесам. Сейчас, прячась за кустами, он снова восхищался их красотой и, взволнованный до слез, шептал: «Лебеди… Детство мое — светлое, беззаботное…»
Неподалеку грохнул винтовочный выстрел, и эхо с перекатами понеслось по горам и ущельям. Матяш вздрогнул от неожиданности, щелкнул затвором карабина. Стая лебедей с тревожными криками побежала по зарослям, оторвалась от земли, начала набирать высоту. Матяш увидел, как подстреленный лебедь бежал с опущенным крылом следом за стаей и громко кричал. Лебеди поднимались все выше и выше. Сделав над поляной два прощальных круга, они скрылись за облачными вершинами гор.
«Какой же это злодей стрелял?!» — гневно подумал Матяш и бросился к раненой птице, волочившей окровавленное крыло. В кустах у берега он лицом к лицу столкнулся с Лукой, который также бежал к подранку. Они остановились в замешательстве. Матяш заскрежетал зубами и, вскинув карабин, закричал:
— Ах ты, собака!