На заре

Демьяшкевич стояла невдалеке от них, наблюдала за встречей братьев и машинально хлестала плетью по небольшому белому камню, вросшему в землю. В ее быстрых серых глазах поблескивали насмешливые огоньки, пухлые щеки и губы, пылавшие, как лепестки только что расцветшей розы, тоже выражали насмешку.

Баксанук смерил ястребиными глазами ее статную фигуру в светло-серой черкеске и приблизился к ней:

— Какой кароший девчатка!

Демьяшкевич сжала рукой эфес кинжала, висевшего на казачьем поясе с вызолоченным набором, крикнула:

— Не подходи, бирюк!.. А то я… острая…

Белоказаки из отряда Ковалева дружно захохотали:

— Правильно, Тоня! Гони его!

— Зачем «гони»? — широко улыбнулся Баксанук. — Моя хочет немножно быть кароший знаком…

Козлов и Матяш не торопились к биваку. Приблизившись к реке и не обращая внимания на отряд Ковалева, они присели на валуне, продолжая разговор. Лука то и дело поглядывал на них издали. Дегтярно-черные глаза его были наполнены злобой и страхом.

«О чем они шепчутся? — пытался разгадать он. — Неужели Гордей Евдокимович заодно с этим чернобородым?»

Наконец Козлов и Матяш встали, медленно направились к поляне. Беспокойство Луки росло. Он не знал, что делать: то ли оставаться на месте и ждать, что будет, то ли, пока не поздно, незаметно шмыгнуть в кусты.

Козлов подозвал Дауда, отдал ему какое-то распоряжение. Тот приложил руку к папахе, направился к Луке, все так же стоявшему под горой. Подбежав к монаху, Дауд выпалил:

— Твоя требует командир!

— Зачем? — настороженно спросил Лука, почувствовав, как у него по спине поползли мурашки.

Дауд пожал плечами:

— Моя не знает — зачем.

Лука помолчал и, с трудом сдерживая дрожь в голосе, сказал:

— Передай ему, что я не хочу встречаться со своим врагом.

— Ахы, ахы… — Дауд неодобрительно покачал головой и быстро зашагал к предводителю банды.

К Козлову и Матяшу подошли Минаков и Ковалев.

— О, кого я бачу? — вскричал Минаков, уставившись на Матяша. — Кажись, Андрей Филимонович? Чи я, может, ошибаюсь? Борода и все такое прочее. Ей-богу, не можу признать! Чи вин, чи не вин?

— Вин. — Матяш добродушно улыбнулся. — К вам в гости пожаловал.

— Это очень хорошо! — воскликнул Минаков и, кивнув на Ковалева, добавил: — А вот господин полковник только что прибыл от есаула Бородули.

— Да, — подтвердил Ковалев. — Он тут, за Умпырем, неподалеку от Даховского ущелья, на реке Кише.

Дауд доложил Козлову, что Лука отказался явиться.

— Это что еще за чертовщина?! — заорал Козлов — Да как он смеет? Сию же минуту доставить его сюда!

— Не надо, господин подъесаул, — миролюбиво произнес Матяш. — Раз не желает, то и лучше.

— Нет, нет! Немедленно приведите его ко мне! — настоятельно потребовал Козлов.

Баксанук и Дауд с несколькими казаками бросились выполнять его приказ, но Лука словно сквозь землю провалился. Обшарив все кусты и расщелины, княжичи доложили Козлову, что монах исчез.

— Ну и черт с ним! — Подъесаул махнул рукой. — Гоняться за этой трусливой тварью не будем.

VIII

На западном склоне горы Дамхурц, в густом дубняке, было построено несколько бревенчатых куреней, покрытых сеном. Тут же стояла сложенная из камней кухня, вокруг которой в тени дубов стояли длинные столы и скамьи. В котлах варился обед, и мясной дух далеко разносился по лесу. У печки возились женщины. Среди них жена предводителя банды Козлова Пелагея Прокоповна, дородная казачка лет сорока пяти, в просторной юбке и кофточке, и Ульяна — возлюбленная Минакова. На столах уже были расставлены рядами миски с деревянными ложками-самоделками, лежали куски хлеба.

Старик-трубач объявил «обед». Казаки шумно заняли места за столами. Офицеры обедали отдельно.

Покончив с борщом, Козлов вытер ладонью усы, обернулся к Ковалеву:

— Ну а ты, господин полковник, как решил? В моих краях остановишься или куда подашься?

Ковалев стряхнул с черной черкески крошки, достал из кармана галифе позолоченный портсигар, закурил.

— Есть думка поселиться поближе к людям, — ответил он после некоторого раздумья. — Хочу Измайловскую пещеру[767] занять.

— Мне говорили, что в той пещере может поместиться целая дивизия с лошадьми, — сказал Матяш.

— Может, и мне туда податься, — проговорил Козлов. Его взгляд остановился на Демьяшкевич, сидевшей за соседним столом. — А это что у вас за краля в форме? — спросил он удивленно.

— Это Лесовичка, господин подъесаул! — вскочив с места, отчеканил Исмаил. — Мой ата… отец так назвал ее.

— О… — многозначительно протянул Козлов. — И впрямь хорошую кличку дал ей батько твой. Лесовичка, значит?

— Так точно, господин подъесаул! — подтвердила Демьяшкевич.

— А твои родители кто? — поинтересовался Козлов. — Казаки?

Демьяшкевич отрицательно покачала головой.

— Нет. Отец ветеринарный фельдшер, житель станицы Кардоникской.

— Вот оно что… значит, Лесовичка, — протянул Козлов. — Ну ладно, обедай.

На стол подали кашу с бараниной…

* * *