— Василиса? — прохрипел Лука. — Да, да! Помню такую. Она о чем-то мне тараторила, да я все мимо ушей пустил. Вот никак не вспомню. Постой, постой…
Власа Пантелеймоновича бросило в жар. Он укоризненно покачал головой, прошамкал:
— Я так и знал. Дуреха-баба.
Лука приподнял руку, щелкнул пальцами:
— Ага, кажись, вспомнил! Подскажите немного.
— Подсказать? — Влас Пантелеймонович вытаращил на него глаза, махнул рукой: — Чи я знаю, про шо вы балакали?
— Ну как же! — подхватил Лука. — Она что-то говорила о вас… О какой-то тайне меж вами.
— О тайне? — Влас Пантелеймонович замотал головой. — Никакой тайны у меня с нею нет.
Лука прищурился:
— Не лукавьте, папаша. Сдается мне, что не зря к вашей двери ночью приходила свинья.
— Это почему же? — старик испуганно вытаращил глаза.
— Не свинья то была, а грабитель! — нагонял на него страху Лука.
Власа Пантелеймоновича начала бить лихорадка. Он открыл рот, с трудом промолвил:
— Я и сам подумал тогда, шо разбойник был.
— Беречься вам надо, — посоветовал Лука. — Ружье бы завели у себя или какое-либо другое оружие.
— Оружия мне не положено, — возразил Влас Пантелеймонович. — Ревком еще дознается. — И, помолчав, пробормотал: — И чего тому разбойнику было ко мне лезть?
— Наверно, думал, что у вас есть золото! — вскользь намекнул Лука.
Влас Пантелеймонович почувствовал, как от волнения у него прихватило дыхание, прошептал:
— Какое золото? Откуда?
Лука погрозил ему пальцем:
— Ему-то видней…
Лицо старика судорожно передернулось, глаза налились кровью.
— Это Васка зря наболтала на меня, — с дрожью в голосе промолвил он. — Никакого золота она мне не давала. Да что ей, нечистой душе, вздумалось?
— Возможно, и не давала, а вот болтает, — наседал Лука.
Влас Пантелеймонович сел на кровать и, вытерев слезу, натужно улыбнулся:
— А… а допустим, что она и отдала мне на сохранение?.. Что тогда?
— Вы вроде боитесь меня, — с укоризной вздохнул Лука. — Я вас не выдам и строго-настрого прикажу Василисе держать язык за зубами. А то ежели узнают в ревкоме, что у вас есть золото, то Сибири вам не миновать.
Влас Пантелеймонович подхватился с кровати:
— Нет, нет, добрый человек! Вы меня не пужайте Сибирью. Я и так напуганный. У меня нет ничего за душой.
— Ну, как хотите. — Лука пожал плечами. — А ревкомовцы все равно дознаются. Василиса слишком болтлива.
Старик молчал. Снова опустившись на кровать, он нервно поскреб пальцами грудь. Лука выжидательно смотрел на него.
— Чертова баба! — проворчал наконец Влас Пантелеймонович.
Лука видел, что старик уже готов раскрыть перед ним душу, поведать о какой-то тайне.
— Если нам, божьим людям, не хотите открыться, то кому же тогда вы можете доверять? — вкрадчиво промолвил он.
Влас Пантелеймонович вытер слезу на щеке, подумал: «Так и быть… Все расскажу…» Он пересел на табуретку и, склонясь на столик, заглянул монаху в глаза.
— Тут вот какое дело… — заговорил он шепотом, — Передала мне Васка ящик золота на сохранение. А я теперь как полоумный, не нахожу себе покоя.
«Ага, таки клюнул, старый сом!» — с трудом скрывая радость, подумал Лука и спросил елейным голосом:
— Где же вы храните его, это золото? Взглянуть бы на него, не попортилось ли?
— Такое скажете! — махнул рукой Влас Пантелеймонович. — Да разве ж золото портится?
— Смотря какое! — заметил Лука. — Был как-то у меня золотой крестик. Потом куда-то пропал, а когда я нашел его, лишь половина от него осталась. Понимаете, половина! Сгнил, окаянный. Видно, в сырости лежал.
— Мое не в сырости, а в сухом месте лежит, — сказал Влас Пантелеймонович.
— Не говорите, — возразил Лука. — Сырость везде бывает. Даже в огне есть!
Старику сделалось совсем жарко, как в бане.
— Ох, золото! — вырвалось у него из груди. — Лучше бы не иметь его. — Кряхтя, он поднялся, постоял с минуту в нерешительности, затем направился к лазу в подвал: — Пойдемте, посмотрим, как оно там. — И вдруг остановился, подозрительно уставился на монаха: — Токо вы про это никому ни слова!
— Вот вам крест святой! — клятвенно заверил его Лука и трижды перекрестился.
Следом за Власом Пантелеймоновичем он нырнул в лаз. Старик зажег свечу и, осветив маленький подвальчик, осторожно открыл нишу.
— Тут! — тихо прошептал он и, мгновенно захлопнув крышку, оттиснул плечом монаха: — Чего это затрясло вас так?
Лука мигом задул свечу, схватил его за горло и начал душить. Влас Пантелеймонович оскалил зубы, рванулся изо всей силы, но не смог освободить горла. В глазах его поплыли круги, удары сердца слабели, становились все реже и реже…
Переступив через труп, Лука извлек из ниши ящик с золотом, торопливо выбрался из подвала и устремился к Кубани.
XVI
Загорелось утро. В станицу на празднование годовщины Октябрьской революции приехали коммунары.
На площади вокруг трибуны собралась почти вся станица — шумная, тысячеголосая. Всюду реяли красные полотнища знамен.