На заре

Прошло трое суток.[834] На панихиду по усопшему собралось множество народа. Отпевали умершего двенадцать священников и двенадцать дьяконов. Покойник лежал в гробу и, казалось, сиял золотом в свете сотен лампад и свечей. Лицо его было прикрыто «святым духом» — скатеркой фиолетового цвета, обшитой мишурной бахромой.

На панихиде присутствовали не только все священники города, но и сельские. Одни из них искренне скорбели по усопшему, другие откровенно торжествовали.

Перед выносом покойника из собора Евсевий поднялся на амвон и, взмахнув руками, обратился к прихожанам с такой речью:

— «Аще хошеши в живот, соблюди заповеди…»[835] Это ответ господа нашего Иисуса Христа, братия и сестры, на весьма важный вопрос в нашей жизни, вопрос о том, что нам должно делать, чтобы получить жизнь вечную?.. То есть господь говорит: «Если хочешь войти в жизнь вечную, сохрани заповеди — не убивай, не прелюбодействуй, не крадь, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать и люби ближнего твоего, как самого себя…»

Гангесон слушал Евсевия и с ненавистью думал о нем: «А сам… ненавидит своих же собратьев… проклятый человеконенавистник!»

Делавериди исподлобья поглядывал на Евсевия, крепко сжимал правой рукой массивный золотой крест у себя на груди, с гнетущей, черной тоской думал: «Теперь нам пришел конец…» Ратмиров изредка останавливал проницательные глаза на своих противниках и, почесывая мизинцем крючковатый нос, как бы выискивал взглядом тех, с кем надлежало расправиться в первую очередь.

Панихида окончилась. Священники и дьяконы подняли гроб с телом покойного на плечи, опустились в усыпальницу собора и там замуровали его в нише каменной стены.

Евсевий тотчас же потребовал от келейника ключи от собора.

— Это почему же он должен отдать вам ключи? — спросил Делавериди.

— Потому что отныне я — настоятель собора, — заявил Евсевий.

— А я кто? — спросил Делавериди, и его бритое лицо побагровело, как бурак.

— Как были протоиереем кафедральным, так и останетесь, — высокомерно ответил Евсевий.

— Вот как! — завопил Гангесон. — Мы не желаем, чтобы вы были настоятелем собора!

— Святые отцы, — вмешался в спор настоятель Белого собора, — нехорошо у гроба…

— Да, да! — поддержал его Ратмиров. — Пойдемте в епархию.

Борис стоял в растерянности перед замурованной нишей, не зная, на чью сторону перейти. Делавериди бросился к нему, чтобы вырвать у него ключи, но Евсевий схватил протоиерея за крест и дернул так, что у того лопнула на шее серебряная цепь и содрала ему до крови кожу. Делавериди взревел от боли, а Евсевий, вырвав из рук Бориса ключи, бросился по лестнице наружу. За ним побежали и его приверженцы. Уже на улице Евсевий шепнул Ратмирову на ходу:

— Отец Филогоний, надо собрать благочинных и решить вопрос о настоятеле собора!

V

Морозы все сильнее сковывали Лебяжий лиман. В пожелтелых густых камышах поднимались большие пушистые сугробы, по свинцово-матовому толстому льду мела поземка.

Ярко-красное солнце только что выглянуло из-за мглистого горизонта, и лучи его запылали на куполах Соборного Рождество-Богородицкого храма.

В монастыре было неспокойно. Вся монашеская братия с попами и дьяконами спозаранку усердно молилась в церквах и храме, прося всевышнего заступиться за них, оградить от дьявольского наваждения.

Один только звонарь Сергий, широко расставив руки, шаркал тяжелыми сапогами по обледенелым камням дорожек аллей, заходил то в одну, то в другую церковь, обращался к монахам с недоуменным вопросом:

— Так, значит, у нас будет коммуна?

Поднявшись на колокольню, он спросил у находившегося там настоятеля:

— Ну что, отец игумен? Еще не видать?

— Пока нет, — пробасил Дорофей, продолжая глядеть в подзорную трубу за лиман.

— Скоро появятся, — добавил Герасим, стоя у решетчатого барьерчика.

— Откуда же они? — допытывался Сергий, хотя ему все было уже известно.

— Из Тимашевской, — отвечал Дорофей. — Из «Светлой зари», а другая из… Федоровской.

— Из двух коммун одну сделали, — буркнул Герасим. — «Набатом» называться будет эта антихристова коммуна.[836]

Дорофей отнял трубу от глаз, скривил насмешливо губы:

— Вот и явился в мир антихрист…

— Да! — поддакнул Герасим. — Все же раскольники-беспоповцы оказались правыми… антихрист пришел в мир!.. И к нам, в монастырь, пожаловал.

— А как же теперь? — спросил Сергий.

— Да так! — бросил Герасим. — Не пустим во двор — и делу конец. Будем защищаться всем скитом.

Сергий неодобрительно покачал мохнатой головой:

— Ой, когда б беды не накликать!

За лиманом на заснеженной дороге из Брюховецкой к Коновие показался длинный санный обоз, впереди которого рысили всадники. Дорофей направил на них подзорную трубу, промычал зло:

— Несет нечистая! — И приказал звонарю: — Бей в набат!

Сергий вцепился в веревки, и густой гул большого колокола огласил двор монастыря, ближние плавни, понесся на запад, к землянкам бандита Жукова, обосновавшегося на небольших островках вблизи Бейсугского лимана. Дорофей и Герасим метнулись с колокольни, закричали сторожам:

— Запирайте ворота!