На заре

В одно мгновение работавшие в поле коммунары превратились в боевой отряд, и когда хвостиковцы, не подозревая, что те готовы встретить их дружным огнем, приблизились, по ним открыли стрельбу из винтовок. Среди нападающих произошло замешательство. Многие бандиты бросились врассыпную, побежали по открытой поляне к хутору Драному. Но в это время из засады вырвался чоновский отряд, преградил хвостиковцам путь. Впереди во весь опор несся на вороном коне Юдин, увлекая за собой бойцов своего отряда. За ним, не отставая, мчались Мечев и Аминет, высоко подняв обнаженные шашки.

Андрей и Конотоп не выдержали, оставили казаков, рванулись в лес и скрылись.

У опушки леса чоновцы настигли повстанцев, и на горячем солнце заискрились шашки. Юдин выделялся из общей массы бойцов. Его рука со страшной силой опускала острую полоску на головы врагов. Аминет, с трудом удерживая в поводу Ландыша, рвавшегося вперед, словно сквозь сетку, видела мелькавшего в общей массе бойцов Мечева. Враг, рассыпав по полю свои незначительные силы, не мог нанести чоновцам хоть какой-нибудь ущерб, метался из стороны в сторону. Лишь некоторые хвостиковцы, видя безвыходное положение, с отчаянием бросились в смертельную схватку, и тогда слышались тяжелые удары, стоны…

Окруженные бандиты постепенно слабели. Их становилось все меньше и меньше. Вот они, побросав оружие, закричали о пощаде. Кольцо чоновцев еще сильнее сомкнулось вокруг них, и бой закончился,

Юдин смахнул рукавом гимнастерки пот с покрасневшего лба и, осадив коня, приказал пленным спешиться.

Те повиновались и под конвоем быстро зашагали по высокой траве на дорогу.

Мечев подмигнул Аминет, крикнул на ходу:

— За мной!

Девушка улыбнулась ему, толкнула коня задками сапог и вмиг поравнялась с Мечевым, сбила набекрень кубанку, подмигнула:

— Джигит! Я никак не думала.

— Это ж почему? — спросил Мечсв и осадил Сокола.

Аминет заспешила:

— Ты же первый раз в бою. А это очень страшно без привычки.

— Конечно, — ответил Мечев.

В светлых, почти прозрачных его глазах, напоминавших бездонное небо, сияла улыбка.

Собрав оружие, оставленное врагом на поле боя, и сложив его на подводы, Мечев и Аминет направились вслед за конвоем.

Доронин пригнал на участок линейки, находившиеся в укрытии. В глазах растерянность, на темно-синем пиджаке, фуражке, брюках и сапогах виднелась пыль.

Юдин подскакал к нему и, задыхаясь от волнения, крикнул:

— Павел, пошли подводы за ранеными!

Он указал рукой вперед на группу чоновцев и помчался к ним. Верховые препровождали пленных в коммуну.

* * *

Чоновцы вместе с пострадавшими товарищами приближались ко двору коммуны. У ворот стояла толпа. Многие женщины плакали, голосили.

На стыке двух дорог бойцы повстречались с переезжавшим в коммуну Градовым. Позади подводы, подгоняя корову в налыгаче[131], шагал сам хозяин. Леонид шел рядом с лошадью. Высоко на подводе, нагруженной кроватью, сундуком, табуретками, периной, клетью с курами и утками, сидела, как на покути[132], Анастасия Лукьяновна — жена Ивана Филипповича. Подъехали к коммунарам. Глаза старухи неожиданно задержались на раненых, наполнились ужасом.

— Заезжайте во двор, — пригласил Доронин старика.

Градов почесал затылок и, обеспокоенно поглядывая на свою старуху, пробормотал в бороду:

— Что ж, заедем.

Он взял у сына вожжи, тронул лошадь кнутом. Та уперлась ногами в землю, потащила арбу.

— Тпру, тпру! — яростно закричала Анастасия Лукьяновна и, потрясая кулаками, принялась ругать мужа.

— Чего раскудахталась? — спросил он сердито и вытер испарину на лице рукавом полотняной рубашки.

— А тебе хиба не видно, быдло бестолковое, что ото такое? — указала она на раненых.

— Но! — зачмокал Градов на лошаденку.

— Тпру, кажу тебе! — выходила из себя Анастасия Лукьяновна. — Все равно будет по-моему!

Юдин покачал головой и недовольно посмотрел на коммунаров, сопровождавших на линейке пострадавших. Те поняли его, стегнули лошадей и скрылись вместе с толпой в воротах двора.

Градов плюнул с досады и, снова ударив лошаденку вожжами, зачмокал на нее. Жена закричала еще свирепее:

— Геть от кобылы! Я зараз же поеду до дому! Не хочу в твоей коммунии. Век ее не бачила и мне было байдуже[133]. Привез сюда труситься и ждать смерти? Ото люди безвинные за что пострадали? Вези меня назад. Слышишь? А то как возьму рубель[134], так будет тебе коммуния!

— Не позорь меня перед народом, — сказал Градов рассудительным тоном, срывая лошадь с места.

Арба медленно, скрипя немазаными колесами, въехала на широкий двор, остановилась под чинарой.

У длинного здания, около раненых, суетились коммунары. За железной изгородью сада, заглядывая в просветы, толпились ребятишки. Пострадавших отвели в помещение. Из открытых окон дома донесся женский плач, возбужденный разговор.

Анастасия Лукьяновна, увидев эту картину, опять набросилась на мужа с бранью. Потом закрыла лицо фартуком, голосисто запричитала:

— Побросали свое добро, бисови души, приехали в коммунию. На черта вы тут нужны кому!

Градов молча скреб затылок, недовольно встряхивал головой.

XII