На заре земли русской

Димитрий с трудом удержался, чтоб не вскрикнуть от изумления. Вот он, этот самый Василько-Василий, о котором Светланка намедни говорила! И похож он на приближённого ко двору княжескому, ей-богу, похож! И очи у него глядят не так, и речь не такова, и сам-то он держится не по-простому!

– Был я в твоём Полоцке, делу ратному обучался, – тем временем продолжал Василько, снова меняя позу и облокачиваясь на стол, так что его руки оказались совсем близко от сжатых ладоней Димитрия, и юноша неосознанно чуть отодвинулся – холодно было подле этого человека, небезопасно, чувствовало сердце Димитрия. Однако ж с каждой фразою его Димитрий всё более убеждался в том, что нашёл того, кого искал. – Ничего там нет, и людей хороших нет. Помню я, была одна девчонка, дружинника дочь, добрая да красивая, жаль только, маленькая!

При этих словах Василий расхохотался, жеманно приоткрыв тонкие губы и закрыв глаза, а Димитрий вспыхнул и, почувствовав, что краснеет, прижал прохладные ладони к разгорячённым щекам.

– Не Светланка ли?

– Она самая! – смех Василька тут же оборвался, застыв на верхушке, рассыпался невидимой пылью, и голос зазвучал с нотками лёгкого удивления. – Откуда ведаешь про неё?

– Так, – уклонился от прямого ответа Димитрий, но проскользнула мысль у него, что собеседник не поверил ему, заподозрил что-то неладное. А хотя что можно подумать? Равно сам сказал, что нет в Полоцке ничего хорошего.

– Иди за мной, Димитрий, – вдруг вырвал юношу из раздумий голос мастера. – Наше дело тебе покажу.

– Погоди, отец, звать его, – Василько вдруг поднялся, вышел из горницы, и голос его, посерьёзневший, чуть охладевший, донёсся откуда-то из задних покоев. – Поди сюда, Димитрий, аль как там тебя?

Юноша повиновался. Времени осматриваться много не было, но он отметил, что женщин в доме нет. Прислуга в полуденный зной куда-то разбежалась, а ювелир, верно, был вдовцом. В горнице Василька было будто бы просторнее и светлее, нежели в остальных частях дома. Мебели почти не было – широкая постель, два сундука и резной стул, очевидно, ручной работы. Зенитное солнце роняло масляно-жёлтый квадрат на пол, на его часть, находившуюся прямо против окна, и даже сквозь обувку Димитрий чувствовал, что дерево пола нагрето.

– Сменил бы платье с дороги, – неожиданно голос Василька раздался за спиной вошедшего юноши. – Могу тебе свою рубаху дать, примерь, ладно ли?

Димитрий скинул серую льняную рубашку, на несколько секунд подставил обнажённую грудь солнцу. Вспомнив о том, что не один он, и что Василько всё ещё стоит, оперевшись плечом на дверь, и смотрит на него, Димитрий смутился под пристальным взглядом того и быстро переменил одежду. Чистое льняное платье Василька было ему великовато, но дело легко поправлялось шелковым поясом. Вдруг Василько приказал каким-то странно хриплым, словно отчуждённым голосом:

– Ну-ка, поворотись да подыми одёжу… Иль привиделось мне…

Димитрий обернулся к нему и дрогнувшей рукой приподнял край рубахи. Гладкой змеёй пояс скользнул под рукой и беззвучно упал на деревянный пол. Глаза Василька и Димитрия встретились, и немой вопрос, изумление, какой-то страх были во взгляде киевского дружинника. Секунду-другую поглядев в светлые, широко распахнутые глаза Димитрия, Василько опустил взгляд и почти что шёпотом спросил:

– Откуда это у тебя?

В свою очередь, Димитрий так же опустил голову и увидел на груди своей широкий, не до конца затянувшийся шрам. Зажившая рана к той поре почти перестала его беспокоить, он и позабыл о ней, но какой-то необычный страх этот след вызвал у Василька. Тот молча смотрел то на Димитрия, то на шрам его.

– То в вересень-месяц, – молвил юноша, опуская край рубахи. – В сече с ратниками князя Всеволода…

Василько побледнел, его пальцы крепко сжали край бревна, чуть выступающего из ряда других, гладко обструганных. Лицо его, всегда спокойное и слегка нагловатое, выдавало волнение.

– Это ты был, – наконец с трудом выдавил из себя молодой киевлянин, касаясь рукой локтя Димитрия. – Точно, ты… Вспомни… Я сперва промахнулся, а после…

Воспоминание об этом ярким сполохом ворвалось в сознание юноши. Он отчётливо, до мельчайших деталей помнил события той ночи. Разговор с Всеславом, неожиданное нападение дружины Всеволода, неосознанный, давящий страх перед убийством и перед смертью, наконец, поединок с молодым ратником, а потом – резкая боль в правой стороне груди и пустота. Димитрий взглянул на Василька, пытаясь восстановить в памяти образ своего тогдашнего противника, который помнился ему лишь обрывками: молодое, не искажённое страхом лицо, яркие синие глаза…

– А ты ведь ненавидел меня тогда, – лёгкая, будто смущённая улыбка тронула губы дружинника. – Я ведь чуть жизнь у тебя не отнял?