На земле Родоса

Теперь на третьем этаже никто не жил. Все комнаты были пусты, в зачинаниях ремонта не было заинтересованных лиц.

О пустой местности, где никто не живет и никому не принадлежит собственность, быстро расползлись слухи среди маргинализированных элементов. В пустом этаже им воображалось новое пристанище, которое заменит улицу.

Первыми пришли обычные бездомные. Их нельзя было квалифицировать как мелких негодяев или воров. Это были обычные трудяги без жилья. Но уже за ними, по тем же слухам, последовали мелкие воры, цепляющие взглядом, ловкими руками и самонадеянной уверенностью бытовую технику с местных дач или различных мест. Третий этаж стал укромным местом всего краденного и неплохим местом для ночёвки, ибо не обошлось здесь и без простых людей, болеющих синдромом зависимости от алкоголя. Им все равно где и с кем пить, где ночевать, а первый этаж с прекрасным ассортиментом алкогольной продукции приковал их в конец к этому месту.

Новоселы тащили в обгорелые комнаты кресла и раскладушки, найденные на мусорках, забили окна заплесневело-гнилыми досками и ими же топили костер в железных бочках, найденных на задворках улиц. На третий этаж купеческого дома заселилась община изгоев.

Резким откликом на переселение антиобщественных элементов, стали негодования жильцов второго этажа. Жильцы писали жалобы и заявления в различные инстанции, но как те приезжали, ничего выявлено не было. Все сходило на нет, будто этажом выше никто и не жил. Об этом знали и местные ландскнехты с синим оперением на шляпах, но каких-либо принятий решительных действий не поступало. Не в силу не имеющихся средств к пресечению заселения чужой собственности, и не в силу своей лени и безалаберности, но потому что так было удобно. Удобно было искать своих подопечных в уже заранее знакомом месте. Где-то что-то случилось? Констебль явился сюда. Необходимо найти фигуранта дела? Адрес известен. Зачем что-то менять, когда можно наведаться в рассадник инфекций, забрать нужное лицо, с ним разобраться и отпустить обратно? Без особых ограничений, под условным контролем.

Двум сторонам было удобно подобное местоположение. Одним не заставит труда найти кров, другим оперативно отыскать кого надо.

Статичные административные решения привели к съезду жильцов второго этажа в другие места. Те же, кто остался, старался ассимилироваться с новой волной закоренелых преступников, местных куртизанок, опойков и просто гадких людей. Некоторых из них к себе пустил послушник, не намереваясь «нарваться на неприятности», как это произносили между строк.

Ранее опустелый дом, в котором жило сравнительно малое количество людей, окрасилось новыми красками, и новоиспеченные кочевники начали жить бок о бок, делясь на микро-группы. На фоне резких изменений дома, воспроизводился день и ночь одинокий кордебалет одноглазого скрипача, устроивший себе кров под самой лестницей притона.

Виновница темного действа, мать, что цинично устроила возгорание комнат получила срок в колонии. Суд решили проводить негласный, и конечные результаты заседания остались неизвестны общественности. Неизвестно куда её отправили и сколько лет ей отвели. Мать на суде свою вину признала и горько сожалела, яро убеждая судью, что не хотела этого допускать и не знает, как такое могло произойти. Впрочем, судья, как и присяжные, ей не верили, видя её красно-фиолетовое опухшее лицо заядлого алкоголика. Известно лишь то, и то по слухам, как судья все же смиловался над заключенной, обращая внимание, что детям будет нужна мать. «Пусть она будет лишена прав, пусть дети не будут с ней жить, но она мать» – как говорили, отмечал после заседания судья.

Находясь в колонии, у женщины имелось полно времени осознать свою вину полностью, и понять, что её враг была она сама. Как ей казалось, она в конец покончит с пагубной привычкой, будет трудиться до последней капли сил, отсылая заработанное за решёткой своим детям. Так она и поступала. Работала, отправляла деньги, пусть и небольшие, но все заработанное детям. Правда была одна проблема со связями с городом В., чтобы знать, как там идут дела, как дети и чем они занимаются. Эту проблему помог ей решить один из надзирателей, с которым она вступала в половой контакт. Он в свою очередь доставлял ей письма, покупал простенькой пищи, с которой она делилась с сокамерницами.

За колючей проволокой, в полном отчуждении от цивилизации и пагубного грязного общества она морально преображалась. Труд, самобичевание и послушание администрации вились рука об руку, и вытянули ей досрочное освобождение.