Nabat_1

Доверительный тон Олега успокаивал Судских. Они сра­зу перешли на ты, и Луцевич взялся просвещать Судских на тему дня, и как ни будоражили яркие картины того света, впадать сразу в гвалт событий он не хотел. На дворе весна вела свои хороводы, неожиданный симпатичный товарищ был по душе, немного прийти в себя не помешает, решил Судских. Начинались приключения, до которых он соскучил­ся, да и получить непредвзятую информацию куда лучше назойливых уверений в любви.

Женя Сичкина в этот вечер кое-что подстирывала у себя в Строгино и была во власти новых переживаний, связанных с пробуждением Судских. Теперь любимый профессор отда­лится от нее.

Неожиданный звонок в дверь обескуражил ее. В глазок она увидела перед собой вполне бравого ожившего генерала в джинсах и теплой безрукавке, а сбоку обожаемого — про­фессора и обескуражилась напрочь. Она в замешательстве выжимала и выжимала трусики, а с той стороны жали и жали кнопку звонка.

— Увы, — промолвил Луцевич. — Даже к влюбленной даме не следует ходить без приглашения.

И тут дверь стремительно распахнулась вместе с халати­ком Сичкиной, а профессор мог констатировать непроходя­щую любовь медсестры к нему. Вон и трусики уже в руках...

— Желанные мои! — воскликнула Женя, не заботясь о вольном виде. — Входите быстрей!

Исчезновение важных персон обнаружилось сразу. Тут и казаки и, разведка проявили прыть, а обе службы подстеги­вали звонки обоих шефов. Кто вперед? Обе службы скоро и просто вычислили медсестру Сичкину, и спустя десять ми­нут после прибытия беглецов наряды уже неслись с обеих сторон к страдалице Сичкиной в Строгино.

Тиликнул звонок телефона, связь стала на прослушива­ние. Судских не забыл прежние времена и сообщил об этом Луцевичу.

— Тогда сматываемся, — тоном молодца в чужой спальне сказал маститый профессор, выпросив у остолбеневшей Сички­ной денег взаймы, и увлек Судских к скоростному лифту.

Обе службы подкатили почти вместе и застали одну за­плаканную Сичкину, а оба беглеца продолжали накручивать детективный сюжет в Столешниковом переулке, где прожи­вала кое-какая пассия прежних лет Альки Луцевича. Любил он это дело.

Любвеобильное сердце профессора вмещало внушитель­ную картотеку доверенных лиц, на которых благодаря отзыв­чивости и вечной памяти он мог всегда положиться. Ни мудрые чекисты, ни хмурые казаки такими килобайтами па­мяти не обладали. След беглецов потерялся. Гречаный, сам любитель пощелкать птицу счастья по клювику, успокоился скоро, разгадав намерение Луцевича дать передышку Суд­ских; к полуночи он спал, а Воливачу шлея под хвост попа­ла, и он бесновался до последних теленовостей в четвертом часу утра, полагая, что Гречаный охмурил его.

Миловидцая пассия Луцевича в крупных очках сразу со­образила, что визит любовной ночи не даст, и стыдливо пред­ложила гостям располагаться в большой комнате. Одевшись, она пожелала им спокойной ночи и отправилась ночевать к маме в соседний переулок.

Луцевичу хватило полбутылки водки из холодильника пас­сии и трехчасовой обстоятельной беседы, чтобы шарики в голове Судских вошли в надежный контакт с роликами. Суд­ских не стал пока рассказывать о своих потусторонних виде­ниях, зато получил полное представление о делах в России на сегодняшний день — тринадцатое апреля, три часа сорок минут утра.

Но кровь из разбитой головы сына была настоящей, и где- то в море шел своим курсом контейнеровоз «Аделаида»...

— А это выясним, — бодро заверил Луцевич. — По преж­ним временам телефон диспетчера Балтийского пароходства остался. «БМВ» как-то мне из Бельгии пароходом привезли, — пояснил он.

Через двадцать минут они знали местонахождение «Аде­лаиды».

— Вчера на восемь утра они прошли Тунисский пролив...

Судских просчитал про себя и сказал:

— Сейчас они где-то на траверзе острова Крит... Значит, в считанные часы откроется возможность свободного залпа. Надо как-то действовать.

— Сложно, — призадумался Луцевич. Хотя все происхо­дящее он воспринимал истосковавшимся по авантюрам серд­цем, грядущая опасность настраивала его на серьезные поступки.

Из записной книжки он выковырял-таки телефон коллеги в израильском центре «Рамбам» Арнольда Гольдштейна и по­звонил ему без предубеждений.

— Шолом, Ноля, — приветствовал он коллегу. — Не воз­ражай на приветствие, — осек он охающего спросонку дру­га. — Я не из Швейцарии звоню, и дело не в этом. Если твоя МОССАД или какое другое еврейское ЦРУ не возьмут под неусыпный надзор контейнеровоз «Аделаида» под флагом Ли­берии, тогда твой Цахал не проснется наутро в своих казар­мах. Перезвонить не смогу, Ноля, это серьезно. Больше говорить не могу.

Он положил трубку и вопросительно посмотрел на Суд­ских: как генерал-комитетчик оценит его старания?

— Ловко, — оценил Судских. — Я бы не додумался на­прямую в Израиль звонить.