Nabat_1

— Это Момот, — согласился Сумароков. — Поклялся из­вести ихнее племя под корень, а Гречаный, собачий хвост, дождется, когда очередного грохнут, а потом эксовиков от­стреливает. Задний ход не собираетесь давать?

Ему не ответили. Заниматься другими делами отвыкли.

За двумя бутылками хлебного «Довганя» переработали план. Решили брать банкира на дому вместе с домочадцами. Так сговорчивее станет. Для ясности нашли выходы на ох­ранников и приватно просили их не вмешиваться. Как-ни­как, вышли из одного гнезда, а чтобы не разорять своих, лучше внять голосу разума. Лучше сильным и здоровым служить в частной охране, чем лезть под пули ради упыря и вылететь к бениной маме. Кстати, банкира зовут Беня Либкин.

— Хватит болтать! — осек разговорившихся подручных Сумароков. — Отдыхать пора, завтра начинаем.

— Рождество ведь, праздник, — попытались выгадать вре­мя подручные.

— Самая фенька в праздники работать. Гречаный опять же отменил церковные праздники. Вообще какую-то новую рели­гию собрался вводить по всей стране наравне с другими.

— Круто новый президент начинает...

— Нам отставать не след, — веско подчеркнул Сумаро­ков. — Будем сиднем сидеть, свои же яйца протухнут.

Отпустив народ отдыхать, Сумароков еще раз проглядел план квартиры Либкина. Целый этаж, двенадцать комнат, все окна из бронированного стекла — муха не просунется; две спальни и кабинет имеют стены из специального туго­плавкого сплава. Еще и гальюн... Во всех комнатах и холлах видеомониторы.

«И на хрена такая собачья жизнь? — водил пальцем по чертежу Сумароков. — Нужду справлять в бронированном гальюне, спать в бункере. Ни босиком по траве не пройтись, ни палку без соглядатаев не поставить. В гробу бы я такую жизнь видел. Ради чего?»

Вот когда он сострижет два своих зеленых лимона, он на ерунду не разменяется: здоровье беречь надо не в бункере, а в домике над речкой с дровяной печкой, где лучок на грядке и стручок в порядке. Девку молодую иметь надо, чтобы пятки чесала...

Запиликал вызов сотки. Никак не ожидал Сумароков, что­бы кто-то искал его по служебному номеру. С замиранием сердца брал он трубку.

— Кто?

— А кто? — встречно спросил его насмешливый голос.

— Называйтесь или конец связи, — неприветливо сказал Сумароков.

— Так не надо, — укорили в трубке. — У меня разговор особый накануне экса и подарок получше делаю, чем Его бла­городие Удача.

Сумароков помолчал, но связи не оборвал.

— Чего надо? — спросил он наконец.

— Не шоколада, который вы хотите найти у Бени Либки­на. Он весь ваш. У меня другое предложение. А чтобы рождественское празднество прошло без осложнений, вы, друг мой, прогуляйтесь к выезду на шоссе. Я буду один, чего и вам желаю. Без ничего. Не надо обманывать хороших людей. Жду через десять минут.

Отбой.

Сумарокова залихорадило. И ежику понятно, что незна­комец знает слишком много и блефовать не намерен. У него особый интерес. Шапка, шарф, кроссовки, куртка, молния под самый подбородок — и Сумароков устремился к выезду на шоссе. Без ничего. Смысл был. Кому надо его пристук­нуть или попотрошить, нашел бы другой способ.

Случается ведь в жизни, когда и Боженька куролесит! Не­спроста он то воды Черного моря раздвигает, то соляной столб воздвигает, есть в том истина, есть... Не одним праведникам способствует.

Вернулся в дом Сумароков с видом счастливого придур­ка. Так ему еще никогда не везло: чудак у шоссе сдал ему Беню Либкина со всеми козырями, а взамен попросил девят­ку пик с восьмеркой треф — свидание с огорченной особой. А чудак-то особый чудак.

«Ничего себе, — лихорадочно расхаживал по кухне Су­мароков, чтобы не тревожить спящих в комнате подручных, — дядя хоть и кутался в шарфик, а с самых верхов спустился ради этой встречи...»

В общем, это его дело. Договор у них железный.

Нападение прошло, как в тренировочном лагере омонов­цев. Охрана не сопротивлялась, согласно сценарию. Едва отворили дверь, ворвались ребята Сумарокова: двое связали и уложили охрану на пол, трое других махнули прямо в гос­тиную и возникли пред рождественским столом, как черти из табакерки. Под прицелом автоматов оказались сам прези­дент банка, его супруга и отпрыск -— вылитый кретин, еще и с женой; пащенок — папин зам, невестка — его секретарша. Красиво устроились. Красиво и восседали вокруг вкуснень­кого. Руки пришлось поднять.

— Можно опустить, — милостиво разрешил входящий в гостиную Сумароков. — Но с трапезой обождем.

— Вы попираете закон, — без дрожи и надменно промол­вил папаша.

— Что вы говорите? — сделал удивление в голосе Сума­роков. — На эту тему с вами побеседует представитель Гос­пода Бога. И пока помолчи, упырь. — Троим в масках сказал: — Семейку — в бронированный туалет, чтобы коликов не слу­чилось, а папашу привязать к стулу, пока мы ревизию прове­дем. Таковы условия договора.

— О каком договоре идет речь? — поправив очки в тон­кой золотой оправе, спросил банкир холодно.

— Ну прямо Ленин, собирающийся дать отпор меньше­викам! — съехидничал Сумароков. Он праздновал удачу. — Сидеть!