Nabat_1

— Но зачем убивать нас? — спохватился Либкин. — На­силие — оружие слабых. Возрождение большевистских ме­тодов подавления свободы.

— Вот как? Опять подмена понятий. Для уничтожения бан­ковской системы достаточно президентского рескрипта, а здесь в России искореняется масонство. Жесткие меры придуманы не большевиками, они диктуются санитарией общества. Вы трут­ни, упыри. Ладно, я выговорился, пора освобождать вас.

Обойдя Либкина, Момот остановился за его спиной. Либ­кин непроизвольно подобрал мышцы. Сейчас его развяжут, руки освободятся сразу, а он ловчее долговязого Момота, по­лон сил и жажды отмщения, тогда его черед торжествовать...

Момот оказался хитрее. Он достал наручники, защелкнул их на запястьях и только потом взял нож со стола и перере­зал путы. Поднял его, как несут курицу на заклание за оба крыла, и повел по холлу к туалету. У самой двери сказал:

— Систему освежения воздуха надо было продумать сразу.

Либкин хотел возразить и не успел. Момот резко отворил

дверь и втолкнул его внутрь. Потом дверь вернулась в плот­ные пазы, как на подлодке. Либкин сам придумал это. Как банковские сейфы. Прочные и плотные.

Момот взглянул на ручные часы: в туалете воздуха на час, не больше. В спальне, где охрана, часа на три. Казацкий наряд будет через два часа ровно. Кому суждено спастись, спасется.

Наступал новый день. Решением всенародно избранного пре­зидента страна перешла на прежний, дохристовый календарь.

5 — 24

Судских вновь промчался по металлическому сверкающему желобу и очутился в беззвучной ватной среде. Она, знакомая и незнакомая одновременно, облапила его. Где он? Из мест оби­тания вернулся в среду обетованную? Будто земноводное...

— С возвращением, княже, — услышал он знакомую ин­тонацию.

— Тишка, ты ли?

— Я, кияжс. Опять свиделись. Не переживай, — заметил он огорчение на лице Судских. — Ты здесь ненадолго. Все­вышний велел.

— Я увижу его?

— Это уж как он решит, — рассмеялся Тишка. Л до того надобно тебе кое с кем пообщаться. Пойдем, Игорь свет Петрович.

Вместе они поднялись ступеней на пять. Розоватая мга легкой дымкой колыхалась медленно, здесь фигуры идущих в одну сторону были вполне различимы. Судских узнавал многих, но терпеливо ждал.

— Вот он, — сказал Тишка, и Судских увидел человека высокого роста, чуть согбенного годами, на вид ему было больше семидесяти. Запомнились сразу красивый прямой нос и округлые крупные глаза. Что-то от мудрой, но не хищной птицы было в его лице.

— Кто это?

— Спроси у него сам, — ответил Тишка и убрался за спи­ну Судских.

Старик подошел очень близко и ожидающе улыбался. Суд­ских видел его впервые и не узнавал. Он поздоровался пер­вым из уважения.

— Здравствуй, родной, — ответил незнакомец, не убирая улыбки со старческого лица. Лучились морщинки. — Нако­нец мы встретились. Не там, а здесь, но я не жалею. Моя жизнь прожита полно, а в самом конце ожидала самая же­ланная встреча. Я покинул мир счастливым.

— Но кто вы? — вглядывался пристальнее в черты лица старика Судских. Он определенно никогда не встречал его прежде, и все же лицо было удивительно близким. Так от­кладываются ненавязчиво черты родных в памяти, обыден­ные вблизи и столь значительные после разлуки.

— Я твой отец, Игорь, — промолвил старик и опустил голову. — Прости меня, если сочтешь виноватым перед твоей матерью.

Слезы сами подступили к глазам. Перед Судских стоял человек, так дорого стоивший матери и, как салют, украсив­ший недолгий праздник ее молодости. Ему захотелось страст­но обнять старика, иначе не выразить переполнивших его чувств, но здесь невозможны их проявления до боли, до го­ловокружения от счастья, здесь царит тихий мир с тихими радостями и огорчениями, не жжет сердце. Здесь все в про­шлом, с налетом печали.

Припав на одно колено, Судских склонился перед стариком:

— Вы не виновны. Мать любила вас и помнила всегда.

— Встань, сынок, — обрадованно закрутился вокруг него старик. — Я не заслуживаю таких почестей. С моей властью там я обязан был найти тебя. Ах, какие громоздкие условнос­ти в России! Получается, всю жизнь я ловил свою жар-пти- цу. И вот она, настоящая радость!

Судских поднялся с колена, желание обнять старика не исчезло, оно стало острее, передалось ощущение долгождан­ной встречи.

«А почему нет?» — недоумевал Судских. Решившись, он обнял старика, и руки не вобрали пустоту.

— Какое счастье, Игорь...

Объятие оказалось земным, даже запахи проявились пол­ностью. Судских узнал мужской лосьон «Викинг», запах вол­ны и ветра, сорвавшего где-то аромат цветущего тамариска. А еще от отца пахло его далеким детством.

-— Княже,—услышал он шепот Тишки-ангела,—теперь ты облечен неземной властью. Раз ты ощутил земное здесь, там тебе будет сопутствовать небесное. Всевышний отметил тебя...

— Я так рад, — отстранился от сына старик, чтобы ви­деть лучше. — Ты мог бы носить фамилию Бьернсенов, это славный род, древний и справедливый. Игорь Бьернсен. Пре­красно звучит!