Набег язычества на рубеже веков

Даже этот далеко неполный экскурс в историю взаимоотношений и взаимовлияний Блока и Семенова в период между 1902 и 1905 гг. приводит к выводу о том, что отношения между молодыми поэтами не были ни внешними, ни случайными. Леонид Семенов был яркой личностью и интересным поэтом, привлекающим серьезное внимание Блока и заслужившим, кстати, единодушное признание поэтического современной ему критикой²⁵.

Дальнейшее развитие художественного таланта Л. Д. Семенова находится в прямой зависимости от происходящих в России событий. Л. Семенов бурно переживал начало русской революции. Андрей Белый вспоминает: «Помнится, часто приходил ко мне Л. Д. Семенов и вызывал меня от Мережковских в Летний Сад, где рассказывал о своем потрясении, о резком сдвиге сознания, – он шел вместе с рабочими к царю, надеясь, что царь выйдет к рабочим, и прямо попал на расстрел, вокруг него валялись люди, и он переживал бурный переворот от монархизма к эсерству. Одно время его мечтой было убить кого– нибудь из царской фамилии»²⁶.

Отметим сразу же, что Л. Семенов, хотя и считался в свое время «правым» студентом²⁷, монархистом в собственном смысле слова никогда не был; не стал он впоследствии и эсером. Но сам резкий поворот его в сторону социального радикализма отмечен мемуаристом верно. В окружавшей А. Белого в те дни петербургской среде Семенов оказался единственным человеком, дошедшим в своих радикальных настроениях до логического конца, т. е. до практического участия в революции.

«Так мысль броситься в революцию, – вспоминает в своем «Дневнике» Семенов, – родилась у меня на улицах Санкт– Петербурга 9 января 1905 года, когда влекомый больше всего, конечно, любопытством, я бродил среди расстрелянных рабочих и видел кровь их и слышал возглас мести, даже и сам чуть не был убит у Полицейского моста на Невском.

Теперь чувства вины моей перед этим народом, чувства, которые никогда не умирали во мне совсем, а иногда даже и мучительно грызли сердце… стали мне казаться выходом из моего положения. Незадолго до этого, летом 1904 года в деревне, в усадьбе моего отца (П. П. Семенова– Тян– Шанского. – С. А), я помогал ему в раздаче пособий женам запасных солдат, призванных на войну. Видел горе их и нужду и слезы. Целый день толокся среди них, записывая сведения о них и слушая их рассказы, и это дело, хотя и могло отвечать лучшим моим стремлениям во мне, более, чем остальное, что я в это время делал, оставило во мне грустный осадок сознания бесполезности и ничтожности того, что образованные люди таким путем хотят сделать для народа, – и незаметно для меня вместе со всем тем, что и всеми переживалось и переоценивалось кругом в горьких испытаниях войны, послужило началом переворота во взглядах на значение правительства и отношение господствующих классов к низшим. Теперь же люди, которые отдают себя народу и борьбе с высшими классами и с правительством, все эти студенты, социалисты, революционеры и другие, которых презирал я до сих пор с высоты своей начитанности Кантом и другими философами и с которыми слепо боролся в Университете, когда выступал в нем против студенческого движения, они– то и стали казаться мне знающими тайну жизни и, вместе с тем, – теми сильными и смелыми людьми, которым принадлежит будущее в жизни, не у них ли я должен смиренно учиться жить? Эта мысль стала понемногу все чаще и чаще тревожить сознание, и уже с завистью я начал смотреть на них».

Сказанное подтверждается письмами Семенова к Блоку. «Набросился на Маркса, Энгельса, Каутского, – писал он 10 сентября 1905 года. – Открытия для меня поразительные. Читаю Герцена, Успенского. Все новые имена для меня!» А вот что пишет Семенов Блоку о романе Чернышевского «Что делать?»: «Поразительная вещь, мало понятная, неоцененная, единственная в своем роде, переживет не только Тургенева, но боюсь, и Достоевского. Сие смело сказано. Но по силе мысли и веры она равняется разве явлению Сократа в древности»²⁸.

Подобный ход мыслей Семенова, если и не прямо влиял на отношение Блока к окружающему, то, во всяком случае, содействовал пробуждению у него социальной активности. 22 сентября 1905 года он пишет Андрею Белому: «В Петербурге очень много бодрости. Меня очень интересуют события. Университет преобразился – все оживлено. Слежу за газетами» (VIII, 135).