Набег язычества на рубеже веков

«На одной из общественных демонстраций по поводу Цусимы в Павловском вокзале» («Дневник») Семенов знакомится с замечательной девушкой. Она только что вернулась с русско– японской войны, куда добровольно ездила сестрой милосердия. Необычайно красивая, нежная и хрупкая, она «пережила весь ужас отступления армии, а теперь, вернувшись оттуда, сгорала таким огнем жажды жить, отдать себя всю людям, что ни минуты не сидела покойной, на все рвалась и всех других, кто ее видел, умела заражать своей жизнью» («Дневник»). Весь облик этой девушки был призывом к жизненному подвигу и производил необычайное впечатление на современников. По Петербургу о ней ходили легенды. На митинге в Царском Селе раздались выстрелы. Толпа разбежалась, она одна идет на солдат, красный крест на груди: «Братья, стреляйте первыми!» Вернувшись с войны (где получила Георгиевский крест), она работает на голоде в Угличе, участвует в раздаче хлеба. «Строгая доброта» ее действовала на окружающих магически²⁹. Девушка эта – Мария Михайловна Добролюбова, «сестра Маша» – как называли ее в Петербурге.

Духовная связь Леонида Семенова и сестры Маши оказалась необычайно сильной. «Ведь он жених по духу и крови ей», – говорил Е. П. Иванов, сам тайно влюбленный в сестру Машу³⁰. Внешние отношения их не выходили за рамки искренней дружбы. «Личное», глубокая любовь их друг к другу, отодвигалась тем, что виделось более нужным и важным: служению людям. В скором времени Маша стала совестью Леонида Семенова. Именно она побудила поэта провести свое решение «броситься в революцию» – в действие. «Но к ноябрю месяцу, – пишет Семенов в «Дневнике», – уже невозможно было оставаться в Петербурге, слишком много пыла было в душе, пыла от нее (Маши – С.Б.)> пыла от новой жизни, от всего, во что ввела она меня и что бурлило вокруг. И пыл не находил себе приложения в городе. Хотелось отдать себя делу, настоящему делу и подвигу».

Здесь приходится внести поправку в интересную статью Ю. К. Герасимова «Об окружении Александра Блока во время первой русской революции». «Добролюбова была невестой Л. Семенова, – пишет исследователь. – Их сближали общие идеалы и, вероятно, участие в нелегальной революционной организации»³¹. Дело в том, что Семенов и Маша Добролюбова состояли в разных партиях. Маша примыкала к социал– революционерам, имела связи с И. А. Морозовым и «бабушкой русской революции» Брешко– Брешковской; Леонид Семенов – к социал-демократам. В «Дневнике» прямо сказано: «Я примкнул к С. – Д. Она была в рядах С. – Р.». В другом месте «Дневника», где Семенов вспоминает о своем пребывании с Машей в Москве, читаем: «В Москве мы разошлись. У каждого были свои дела, свои «явки»³². Новейшее указание на причастность Семенова к РСДРП встречаем в заметке о поэте, написанной старым подпольщиком-революционером, товарищем Семенова по заключению в Курской тюрьме (его образ выведен – со слегка измененной фамилией «Стропушкин» в повести Л. Семенова «Проклятие»): «И вот снова Курск, сюда направила социал-демократическая организация»³³.

Установив связи с социал-демократами в Петербурге, Леонид Семенов в начале зимы 1905–1906 гг. отправляется в Курскую губернию. «Через несколько дней, – читаем мы в «Дневнике», – я пришел к ней (Маше. – С.Б.) и сказал, что еду в Курскую губернию. Все уже готово у меня. И связи есть и дело… Из Курской губернии приходили вести о сильном крестьянском движении, я еду в самый разгар его… Связи имею с крестьянским союзом. Его и буду держаться».

А через месяц после отъезда из Петербурга Семенова в Тульскую губернию в качестве сельской учительницы и заведующей продовольственным пунктом для голодающих едет сестра Маша.

В Курской губернии Семенов собирал сходы, готовил речи, «сражался иногда со священниками и призывал крестьян подавать голос в Думу не за них («Дневник»). За ним охотился целый отряд стражников. Крестьяне прятали его по хуторам и мельницам. Однако вскоре Семенов был арестован и посажен в Старооскольский острог, откуда вышел в начале мая 1906 г.

После выхода из острога Семенов возвратился в Петербург. «А в Петербурге первый, о ком услышал, – пишет он в «Дневнике», – была опять сестра Маша, и в то же утро шел с нею рядом по светлым весенним улицам Петербурга. Она тоже только что вернулась из деревни и была, как и я, преисполнена всем, что видела и слышала там, и весной, которая окружала нас здесь».

В Петербурге Семенов не прекращает связей с революционными кругами: «Кругом опять сходки, митинги, газеты, первая дума, крестьянский союз, трудовая группа… Попал даже на один тайный революционный съезд в г. Гельсингфорсе. Мысль была одна: работать, как серый рядовой работник в рядах партии за народ» («Дневник»).

С Машей он видится ежедневно. Деньги становятся общими. Ночи напролет ходят они по улицам Петербурга и говорят, говорят… Наконец в июне решают уехать из города. Маша опять в Тульскую, Семенов – в Курскую губернию. До Москвы едут вместе, там расстаются, Семенов обещает Маше вскорости приехать в Тульскую губернию.