Наблюдатель. Фантастическая правда, или Второе пришествие Христа

– Йешу, сегодня встретил друга детства, и он пригласил к себе. Уйду на ночь, утром буду в храме. Сундучок с твоего разрешения передам Фоме.

– Что спрашиваешь? Иди.

Иуда помедлил, рассчитывая, что Учитель уточнит или назовет другое место встречи, но Иисус ничего больше не сказал.

Иуда направился в сторону города. Его раздирали сомнения, следует ли принимать приглашение Каиафы, не задумал ли тот что-то во вред Учителя. Да, друг детства убеждал его в том, что первосвященник озабочен безопасностью пророка, опасается бунта и реакции на него римлян и поэтому предлагает укрыть в надежном месте пророка на дни пасхи. Что ж, рассуждал Иуда, в этом есть логика и лично он намерения Каиафы считает оправданными. А кроме того, мое участие в этом деле, – убеждал самого себя Иуда далее, – участие, по сути, в спасении Мессии, будет оценено Учителем, и он наконец-то приблизит его, оттеснив тугодума и бездаря Петра. Во всем этом есть резон, – горячился в мыслях, – так что, приняв приглашение первосвященника, он, Иуда, действует в интересах Учителя. К тому же ничто не помешает ему отказаться от сотрудничества, если будут обнаружены исходящие от синедриона злые намерения.

В храме служители зажигали факелы, когда Иуда, прождав около часа под бдительным присмотром служителя, был наконец принят Каиафой.

Рано утром Иисус и ученики, кроме Иуды, переночевав у очередного усердного почитателя Учителя, вновь отправились в святой град. Утренняя свежесть, горный воздух, настоянный на травах, виды склона горы Элионской, от которых невозможно было оторвать глаз, все это вносило в сердца путешественников радость и оживление. Правда, сегодня не удалось позавтракать по причине крайней бедности приютившего, но разве им привыкать голодать? А впрочем, вот она, раскидистая смоковница, обильно покрытая зелеными листьями. Без сомнения она относится к виду поздней керенузы, завязывающей плоды осенью и сохранявшей их зимой вплоть до весны. Но что это? В густой листве ни одного плода. Иисус обратился к ученикам:

– Не так ли обманчив и Иерусалим, сияющий отблесками фасадов, но бесплодный духовно? Не так ли поступают фарисеи и книжники, украшая себя убранствами сверху и изрыгавшие мерзость изнутри? – Повернувшись к ученикам, предрек. – Не пройдёт и дня и узрите: засохнет смоковница и онемеет, ибо наказана за бесплодие.

Намек был более чем прозрачен. Видя перед собой Иерусалим, зная о своей участи, сердцевед не мог не думать о нравственной бесплодности тех, кого он призван спасти. Думал о душевной ожесточенности вождей их, при народе осуждающих порок, оставаясь при этом бесчестными самолюбцами. Так наверняка думал он. Ученики же, покинув несчастную смоковницу, тихо переговаривались и спрашивали друг у друга, что имел в виду Иисус. Интересовало их и отсутствие Иуды, который непременно придумал бы что-то на завтрак. Скоро они достигли храма.

Все внешние притворы, которые вели в сам храм, в том числе, и в Святые Святых, гудели от человеческого крика и блеяний агнцев. В притворе Соломоновом, куда было позволено входить и язычникам, склонявшимся к единобожию и надеющимся встретить в храме благолепие и поклонение Богу Единому, пахло мочой и испражнениями животных. Звучали разные языки, смех сменялся бранью торгашей с покупателями и стоном недужных. По пыли бесцельно бродили босые бедняки.

И в этом беспорядке, в этом смраде могло найти место благочестие и благочиние!? На весь притвор раздался громовой глас Иисуса, глас повелителя и Мессии:

– Не говорил ли Господь, что храм сей дом его для молитвы нашей? И во что превратили вы его? В вертеп разбойников!

Он опрокинул стол менялы, прочь полетели мешочки с серебром. Воодушевленный примером Мессии, народ с яростью стал крошить все, что попадалось под руку и через час в притворе установилась гнетущая тишина, подобная той, которая наступает после суматошной пьяной драки и отрезвления.