В 1879 году Генри Джеймс назвал Готорна самым достойным образцом американского гения, «самым прекрасным и выдающимся представителем литературы» [Norman 2005]. Джеймс оплакивал смерть Готорна в 1864 году, а шестнадцать лет спустя написал его биографию [Lustig 1994: 50]. Связь литературной родословной Джеймса с Готорном особенно явно проступает в их размышлениях о том, как включить сверхъестественное в реалистическую историю; Джеймс писал, что «хорошая история с привидениями должна быть связана сотней нитей с обыденными явлениями жизни»[132]
. Рассказчица Джеймса в новелле «Так уж получилось» (1896) воспринимает опыт встречи с привидением как «редкостное продление бытия». Сам Джеймс в позднем эссе «Есть ли жизнь после смерти?» (1910) говорит о материи как о «простой оболочке» духа [James 1910: 231]. Он не столько верит в загробную жизнь, сколько желает ее, питая «надежду на благоприятное», которая дает ему «великолепную иллюзию», будто он «что-то предпринимает для своей собственной возможности бессмертия» [James 1910: 232]. Далее Джеймс пишет:И как только зарождается и укрепляется подобное умственное настроение к этому вопросу, кто сумеет сказать, над какими областями опыта, прошлого и нынешнего, и над какими неохватными просторами восприятия и стремления оно, это настроение, не раскинет свои крылья? Нет, нет, нет – я достигаю дальше лабораторного мозга [James 1910: 233].
Размышления Джеймса перекликаются с «оптимистицизмом» Набокова. Хотя рассказчик в «Сестрах Вэйн» называет разговоры Синтии о неустойчивых аурах «джеймсовыми отступлениями»[133]
, в «Себастьяне Найте» Набоков использует некоторые из рассказов Джеймса о привидениях. Уилл Норман показал, как «Набоков использовал самого знаменитого автора рассказов о привидениях в своем первом английском романе», и раскрыл значимость двух рассказов Джеймса для «Истинной жизни Себастьяна Найта». В «Подлинных образцах» тень автора отговаривает молодого биографа от написания его биографии [Norman 2005]. В «Письмах Асперна» также звучит тема призраков. Рассказчик, в поисках любовных писем любимого поэта, под фальшивым именем снимает жилище в венецианском палаццо былой возлюбленной поэта, теперь уже немолодой, и пытается оправдаться перед собой за собственный обман: «Я вызвал его [Асперна] из небытия, и он явился; я беспрестанно видел его перед собой, казалось, его лучезарная тень вновь сошла на землю заверить меня в том, что мое предприятие он считает в равной мере и своим и что мы вкупе и влюбе доведем его до благополучного конца» [Джеймс 1983: 340][134].В рассказе Джеймса «Фигура на ковре», сходство которого с «Истинной жизнью Себастьяна Найта» в данном контексте отмечает Нил Корнуэлл, умерший уносит с собой в могилу предмет яростных поисков рассказчика – ключ к его искусству; уносит прежде, чем ищущий успевает его заполучить[135]
. В другом месте Корнуэлл пишет о том, как связан с Набоковым «Поворот винта», туманная и таинственная история об одержимости духами, указывая, что Набокова и Джеймса «объединяли интерес к возможностям обоюдной коммуникации с мертвыми и феномен “призрачности”» [Cornwell 2002: 100–101].Как и в случае с рассказами Готорна, Набоков отсылает к комплексу рассказов Джеймса, которые в разной мере связаны с «Себастьяном Найтом». «Веселый уголок» (1908), еще один из числа рассказов о привидениях, – это история о двойнике, тема которой не лишена сходства с «Себастьяном Найтом». После тридцати трех лет отсутствия Спенсер Брайдон возвращается из Европы в свой любимый нью-йоркский дом детства (название рассказа относится к дому) и спрашивает себя,