Набоков и неопределенность. Случай «Истинной жизни Себастьяна Найта»

Зачарованность Джеймса призраками развилась в беседах с его братом Уильямом Джеймсом, а также близким другом Уильяма Фредериком Майерсом и другими членами Общества психических исследований, особенно с Эндрю Лангом, автором «Книги снов и привидений» (1897), и Чарльзом Кингсли, – оба они косвенно упоминаются в «Бледном пламени». Об этих исследователях потустороннего будет подробно рассказано в следующей главе. Набоковские отсылки к ним отражают развитие мистического жанра от европейской к американской литературе. В то же время они подчеркивают призрачное содержимое «Истинной жизни Себастьяна Найта» и подводят к главному вопросу романа, заданному еще Генри Джеймсом: «Есть ли жизнь после смерти?» Роман Набокова дает свой ответ на вопрос, волновавший всех писателей, к которым он отсылает.

Луи Менан называет «Улисса» Джойса «своего рода трехмерным кроссвордом-головоломкой. Вам иногда нужна помощь с определениями, но все фрагменты встают на свои места» [Menand 2016]. В четырехмерном романе Набокова не каждый фрагмент можно заставить аккуратно встать на место, поскольку каждый фрагмент определяется множеством различных способов. Подтексты точно определяют набор тем, национальных литератур и языков, задействованных в романе, выстраивая в его вселенной множественные измерения, но акцент в подтекстах смещается с обнаружением каждой новой отсылки. Чем больше их изучаешь, тем точнее и в то же время туманнее становится их присутствие и смысл. Лепидоптеролог может анатомировать внутренние органы бабочки, чтобы точно установить ее подвид, но может лишь строить гипотезы о том, какое историческое развитие привело к их формированию, не говоря о том, кто мог быть их Творцом.

Часть III. Жизнь / Смерть [137]

Глава 4. Непознаваемое

Вы нас уверили, поэты,

Что тени легкою толпой
От берегов холодной Леты
Слетаются на брег земной.

А. С. Пушкин, 1826

Спиритизм: из Америки в Россию

Как показал Дон Бартон Джонсон, Набоков интересовался сверхъестественным всю свою жизнь[138], но «Истинная жизнь Себастьяна Найта» была далеко не сразу воспринята как история о призраке Себастьяна. Четверть века спустя Набоков сделал вмешательство духов дорогих ушедших в повседневный мир одной из центральных тем «Бледного пламени».

Спиритизм «Бледного пламени» контрастирует с предыдущим романом Набокова, «Лолитой», который отчетливо укоренен в обыденности реалистически воссозданной Америки 1950-х годов. Точно так же, как ранее Набоков составил пару из «Отчаяния» и «Себастьяна Найта» (см. главу первую), он выстраивает диалог между «Лолитой» и «Бледным пламенем», чтобы обсудить с самим собой, как душе удается уцелеть после смерти тела. Две пары романов выстроены следующим образом: тезис – материальное существование; антитезис – художественное и духовное измерение; синтез – интеграция двух состояний бытия.

Обе пары романов указывают на возможный синтез материального и духовного, который Набоков комически обыгрывает в «Сестрах Вэйн» и более серьезно – в «Бледном пламени». В «Истинной жизни Себастьяна Найта» обыденное и духовное становятся последовательными раскрытиями одного и того же нарратива, причем незаметно переплетаются. В «Бледном пламени» обсуждение распадается на два отдельных нарратива: Шейд и Кинбот по-разному смотрят на существование Бога и загробной жизни, и лишь читатель осознает присутствие духов умерших близких Шейда. «Истинная жизнь Себастьяна Найта» – ключ к пониманию того, как Набоков структурирует свои произведения вокруг темы спиритизма.

На протяжении всей своей творческой жизни Набоков и проявляет, и в то же время скрывает свой интерес к мистицизму, вживляя само это слово в тексты как напрямую, так и в замаскированной форме. В трех романах и одном рассказе, «Сестрах Вэйн», персонажи Набокова произносят слово «мистический». В каждом из романов это слово и присутствует, и отсутствует: в «Отчаянии» «забытая палка» («missed stick») – это фатальный промах в плане убийства, составленном Германом; само отчаяние Германа возникает вследствие комбинации: он и слеп к реальности, и отвергает трансцендентное. В «Истинной жизни Себастьяна Найта» набоковский неологизм «оптимистицизм» возникает при двойном отстранении от автора: это цитата, приведенная В. из «Двусмысленного асфоделя», романа Себастьяна, к тому же приписываемая до сих пор не идентифицированному «декану Парку»; она обозначает оптимистичную, хотя и колеблемую сомнениями веру в то, что душа способна пережить смерть тела и каким-то образом общаться с живыми[139]. Роман строится на этой надежде – надежде на то, что самая истинная и подлинная жизнь Себастьяна Найта продолжится в потустороннем мире, а не только в его книгах, навечно связывающих его с земным миром.