Начало

– А у меня авария с жертвами. – продолжил Седой. – А круг в знак того, что всё выплачено, и я теперь считаюсь прирождённым. Наружный круг ставят только должникам и когда по приговору предусмотрена компенсация. Тебе тоже когда-нибудь поставят.

– Нет, – Гаор оттолкнулся ладонями и сел, протянул рубашку Чалому. – Держи, спасибо. Мне до смерти не рассчитаться.

– И какая сумма? – спросил Седой.

Гаор вздохнул.

– Восемьсот девяносто пять тысяч гемов. И ещё проценты за хранение.

– Чего-чего? – удивились столпившиеся вокруг.

– Ты чо, паря?

– Да столько и вовсе не бывает.

– Ты того, на голову битый, что ль?

– Седой, скажи.

Седой невесело усмехнулся.

– Значит, бывает. Но знаешь… ты грамотный?

– Да. А что, это… важно?

– Среди прирождённых грамотных почти нет, а, – Седой снова усмехнулся, – грамотные рабы тоже нужны. Им и цена другая, и выплаты другие идут. Ладно. Иди, попей, и лицо обмой, только лоб не мочи.

Гаор послушно слез с нар и пошёл к крану, на всякий случай настороженно следя за окружающими. Но все были заняты своими делами и внимания на него не обращали. В раковине скопилась вода, и он зачерпнул её, осторожно промыл глаза и щёки, рот, подбородок. Щетина неприятно, нет, непривычно колола ладони. И к этому тоже надо привыкнуть. Умывшись, он подставил ладони под капающую из крана воду, подождал, пока наберётся пригоршня, и напился. Вода показалась необыкновенно вкусной. На миг снова закружилась голова, и он постоял, опираясь ладонями о раковину.

– Эй, Рыжий, чего встал?

Вот и назвали – понял он. Нет Гаора Юрда, есть Рыжий. Ну, так и быть, чего уж теперь, ну, полукровка, вот и рыжий.

Он отошёл от раковины, уступив мужчине с перебитым носом, и осмотрелся. Уже по-новому: приглядываясь и запоминая.

Вон Слон полулежит на нарах и разглядывает потолок, в углу у решётки стоят пятеро и о чём-то треплются. Трое играют в чёт-нечет. Интересно, на что здесь играют? В казарме играли на сигареты, пайковый сахар, ну, и на гемы, ставишь сотку, два кона и декадного финансового довольствия нету. А здесь? На верхних нарах то ли спят, то ли так валяются… Все, как и он, босиком, в рубашках и штанах, есть рваные, есть заплатанные. Так что… ничем он не выделяется, такой как все. «Форма одежды – обычная», – усмехнулся он про себя. Чалый рубашку надел, но застёгивать не стал, а завязал полы узлом на животе, и у многих так. Запомним. Седой сидит на нарах и смотрит на него чёрными, сразу и грустными, и смеющимися глазами.

Гаор медленно, опасаясь резким движением вызвать повторный приступ – с ним такое уже было после контузии на Валсской переправе, и он тогда декады три, да нет, полных четыре провалялся в госпитале, попав на экспериментальный курс лечения едой и сном, подвезло – вернулся к нарам и сел на своё, да уже своё место рядом с Седым.

– Ничего, парень, – улыбнулся ему Седой. – Выживешь. А сейчас полежи, если хочешь.

– Да нет, – Гаор сел поудобнее. – Належался, когда к оформлению готовили.

– Первичная обработка, – кивнул Седой. – Помню. Тебя сколько держали?

– Декаду, наверное, – неуверенно ответил Гаор. – Меня со счёта сбили, смещённым режимом.

Седой смотрел на него всё с большим интересом.

– И кем был?

– Когда? – ответил Гаор вопросом и стал рассказывать. – Общевойсковое училище, потом армия, потом демобилизовался, когда перемирие подписали, нас многих так, ну и… – о работе в газете он решил пока не говорить, – по-всякому приходилось.

Седой, внимательно глядя на него, понимающе кивнул.

– Но к блатным ты не пошёл, – он не так спросил, как сказал.

Гаор пренебрежительно дёрнул плечом.

– В дерьме не копаюсь.

– Там тоже по-всякому случается, – задумчиво сказал Седой.

– Так, паря, слышь, – вмешался молча слушавший их, лёжа с другой стороны от Гаора, парень. – Ты чо ж, воевал?

– Да, – твёрдо ответил Гаор.

– А братан твой? Ну, нам Седой, пока ты, сомлевши был, объяснил, что бастард с наследником братья. Он-то чего?

– Он играл, – хмыкнул Гаор и с внезапно прорвавшейся злобой, – и по шлюхам дорогим бегал. Отец его в университет воткнул, а он ни хрена…

– Куды ткнул? – перебили его незаметно собравшиеся слушатели.

– Высшая школа, – ответил за него Седой.

– Ага, понятно.

– Давай, Рыжий, дальше-то чего?

– А ничего. Я работал, отчисления делал.

– Кому?

– Задолжал, что ли?

Гаор снова вздохнул.

– Я бастард. Положено отцу сорок пять процентов с любых заработков бастарда.

– Это сколько?

– Седой?

– Чуть меньше половины.

– Ни хрена себе!

– Да у нас бы за такое, чтоб с сына так тянуть, живо бы вздули.

– Точно!

– Ну, матке дай, она тебя кормила, теперь ты её корми…

– Это ежели на отдельное тягло посадили.

– И не угнали.

– Само собой, не об этом речь.

– Ладно вам, заткнулись, а потом?

– А потом суп с дерьмом, – зло, заново переживая всё случившееся, ответил Гаор. – Приехали… на работу ко мне, руки завернули, в ящик засунули и привезли. Объявили, что отец заявление подал, и отправили на обработку.

– Да-а…

– Бывает же…

– За старшего брата, значить, ты и пошёл.

– Он моложе меня, – устало сказал Гаор. – На три года. Только он наследник, а я бастард.