Над пропастью

– Барчук находил утешение в любимой присказке Олега: «Кому больше, кому меньше — мне все равно. Мне бы было больше, да и ладно!» Работать он умеет, к тому же у него оставалось еще много способов, как не обидеть себя и своих любимчиков. Моя жажда справедливости была так же ненасытна, как его жажда наживы. Не останавливаясь на достигнутом, я начал подбираться к привилегиям, которые он себе присвоил. В этом меня неожиданно поддержала наша бывшая ученая аристократия, вдруг обнаружившая, что в вопросах справедливости она разбирается не хуже меня. Однако я рано обрадовался: упреки этой развращенной публики быстро свелись к требованию вернуть им контролирующие функции, на худой конец сделать их штатными проверяльщиками, с тем чтобы те, кого они будут проверять, отстегивали им за это не пять и не десять процентов, как это практиковалось до сих пор, а все сорок. Не возражали они и против тридцати пяти процентов, введенных Барчуком персонально для меня. Шумно погоревав о своих безвозвратно утерянных привилегиях, они успокоились и Барчука больше не касались, не видя в ограничении его власти никакой для себя выгоды. Я остался с ним один на один, и теперь он защищал не чьи-нибудь, а свои собственные интересы. Уже одно мое присутствие омрачало ему жизнь. Поэтому он старался сделать невозможной мою дальнейшую работу в институте. На меня посыпались задания одно труднее другого, а чтобы старый прием все же оправдал себя, на их выполнение отводились нереальные сроки. Я справлялся с любыми заданиями и в любые сроки, и еще получал замечания за то, что часто прохлаждался и отвлекал девушек от работы... Я не утомил тебя? — Иван поглядел внимательно на свою терпеливую слушательницу.— Ты так тяжко вздохнула.

– Не обращай внимания,— сказала Маша, обнимая и целуя его. — Прошу тебя, продолжай!