Над пучиной

– А и ничего, голубушка, не подлаешь! – смясь, добродушно перебилъ ее пришедшій. Подождать надо, какъ я намедни переждалъ, помнишь? Когда я, въ твое окошечко, море срисовывалъ!..

Онъ вошелъ, согнувшись, въ дверь комнатки и сталъ осматривать свой альбомъ и краски, которые такъ усердно оберегалъ отъ дождя, расположившись на пустой койк.

– Барышня! – шепнула Маша стоявшей въ печальномъ раздумьи княжн. А вдь это тотъ самый, что я фотографщикомъ обозвала.

– А Богъ съ нимъ!.. Что мы теперь длать-то съ тобою будемъ?.. Вотъ несчастіе!..

Ей не хотлось входить въ душную коморку, но потоки воды, обливавшіе открытую часть пещеры, заставляли ихъ отступать въ глубину ея. Старушка усердно устраняла воду метлою, направляя ее въ отверстіе для стока, – но это мало помогало, вода не слушалась ея стараній.

– Взойдите въ горницу, сударыня! – упрашивала она; тамъ порогь, туда вода не заливаетъ.

Длать было нечего. Вра вошла въ комнатку. Молодой человкъ, при ея появленіи, всталъ и предложилъ ей мсто на койк, самъ присвъ на сундучекъ.

Такъ сразу стемнло, что свтъ лампадки оказывался ярче срой мглы, едва обрисовывавшей окошко. Частые удары грома потрясали всю гору и заставляли хозяйку и Машу, стоявшихъ въ дверяхъ, каждый разъ испуганно креститься.

Съ минуту длилось молчаніе; потомъ молодые люди взглянули другъ на друга… Онъ сдерживалъ невольную улыбку; она тоже старалась направить мысли свои на трагизмъ своего положенія, чувствуя однако, что комизмъ его одолваетъ… И одоллъ!.. Оба еще разокъ посмотрли на свои жалостныя позы; подумали о смиреньи своего невольнаго бездйствія, о безпомощномъ положеньи своемъ въ этой подземной норк, между бушевавшими моремъ и небомъ, гд все теперь слилось во мглу и хаосъ – и оба разомъ засмялись…

– А что если такъ затянется до утра? – предположила она.

– Придется дурно провесть ночь! – весело отвчалъ онъ.

Вра вдругъ сдлалась серьзна. Она вспомнила объ ужас миссъ Джервисъ, еслибы она не вернулась. А какъ вдругъ еще прідетъ сегодня сестра?!.. Боже мой! Что она надлала!..

– Но вдь это ужасно! – вскричала она, готовая сквозь смхъ заплакать. Зачмъ вы меня остановили?.. Я уврена, что благополучно бы перешагнула эти опасные полтора аршина надъ обрывомъ.

– За это трудно поручиться. А подумайте, какая несравненно ужаснйшая катастрофа, чмъ вашъ временный арестъ, могла бы случиться, еслибъ вы рискнули – и поскользнулись!.. Помилуй Богъ!..

– Но я боюсь, что мое позднее отсутствіе надлаетъ мн непріятностей.

– Все же меньшихъ, надо думать, чмъ трагическая гибель на утесахъ Черноморскаго побережья?.. замтилъ онъ добродушно улыбаясь.

– Будто она была-бы неизбжна, если-бъ я васъ не послушалась?

– Не знаю. Но думаю, что одно предположеніе возможности ея должно убдить васъ, что выбора не было. Лучше рисковать гнвомъ вашихъ родителей за позднее возвращеніе къ домашнему очагу, чмъ безысходнымъ отчаяніемъ ихъ, въ случа несчастія. Не правда-ли?

Она посмотрла на него, но въ сумрак можно было только разглядть блые зубы, блествшіе изъ– подъ темно-русыхъ усовъ, приподнятыхъ улыбкой, да тонкую руку незнакомца, на которую падалъ лучъ лампады.

«Я уврена, что онъ порядочный человкъ! – подумала Вра Аркадьевна. Это видно и по тону его»…

Невольная улыбка снова освтила лицо ея. «Еслибъ знали мои о томъ, гд я и что длаю!.. Какъ я дружески бесдую въ пещер, надъ Чернымъ моремъ, съ неизвстнымъ мн молодымъ человкомъ!.. Боже мой! Да у тетушки Ольги Валерьяновны наврное, отъ ужаса, сдлался бы ударъ!»

Мысль эта такъ ее разсмшила, что она, дйствительно, засмялась и, чтобъ какъ нибудь объяснить свой смхъ, поспшно заговорила:

– Къ домашнему очагу, говорите вы? О!.. Очагъ мой очень далеко отъ Одессы; а гнваться на меня здсь можетъ разв только компаньонка моя, англичанка, съ которой я ду за границу.

– А!.. Вотъ видите-ли! Тмъ лучше… «Хотлось бы мн знать, кто эта двушка?..» «Какъ бы узнать, кто онъ такой? – одновременно подумали оба. Разв спросить?!. Ну, вотъ еще вздоръ! Какое мн до него дло?.. Зачмъ мн знать?..»

– Какъ же это вы, проздомъ здсь, и попали въ такое захолустье, о которомъ мало кто изъ жителей Одессы даже знаетъ?

– Да! Я похала прогуляться, а вотъ моя двушка, Маша, – она здсь прежде живала, – заинтересовала меня разсказами объ этой старушк и ея пещер, я и зашла посмотрть, – на свое горе!

Она засмялась.

– Понимаю. Любознательность въ васъ заговорила?

– Да, можетъ быть… А вы разв не русскій?

– Я?

– По вашему говору мы должны, кажется, быть соотечественники.

– Да… Впрочемъ не совсмъ. Я одесситъ.

– Это что же значитъ? Инородное племя?.. – Разв одесситы-люди особой національности?..

– Почти!.. Мы, извините за слово, – еслибъ тутъ ваша англичанка была, она сочла бы меня за зулуса! – Но я все-таки скажу мы, одесскіе люди, ни Богу свчка, ни чорту кочерга.

– Вотъ удивительное дло!.. Почему-же?