Странная вещь! На Шурика плохо действовали уговоры: «Надо помочь маме. Маме тяжело. Ты обязан!» — и так далее. Но в беспечной и ленивой натуре сына Анастасия Вадимовна угадала счастливую склонность: ему нравилось выполнять общественные поручения. Возвратившись из школы, он то и дело сообщал матери: «У меня общественная работа — открывать форточку в классе». Или: «Мне поручили общественную работу — проверять, моют ли ребята уши».
— Слушай-ка, Шурик, — сказала Анастасия Вадимовна. — Как нам быть с гуляньем Татьяны? Я не всегда успеваю. В школе ты берешься за общественные поручения, а дома?
Шурик подумал и внес предложение:
— После уроков все равно гуляю, буду кстати и Татьяну захватывать.
Он составил расписание своих общественных обязанностей по школе и дому и вывесил его на стене.
Из каких маленьких, иногда еле приметных событий и отношений складывалась жизнь семьи, которую Анастасия Вадимовна создавала с решимостью человека, одаренного мечтательным и вместе с тем трезвым умом!
— Ну вот, Татьяна, дали Шурику слово — исполнили!
Анастасия Вадимовна вынесла из комнаты мусор и тряпки, которыми протирала стекло, и распахнула дверь в сад.
В комнату хлынул запах просыхающей, разогретой солнцем земли и хвои.
Ветер шевелил длинные ветви плакучей березы, в черном гнезде галдели грачи. На солнцепеке сильнее зазеленела поляна, хоровод бабочек кружил и вился над ней, и все громче, все искуснее высвистывал трели скворец, и над садом, словно опрыснув его желтоватой пыльцой, уже курчавились лопнувшие почки.
Анастасия Вадимовна, стоя на пороге, жадно всматривалась и вслушивалась в приметы весны, вспоминая счастливое лицо Ольги, когда она утром вернулась из сада.
«Вот и опять весна, девочка!» — с нежностью подумала Анастасия Вадимовна.
Она закутала Татьяну, вывезла коляску в сад и наклонилась над дочкой.
Татьяна тихо лежала, раскрыв голубые глаза. Благодатное небо густо синело и сияло над ней. Татьяна перевела дыхание, сладко чмокнула губами и вдруг уснула.
ВОЛГОЙ ИДУТ КОРАБЛИ
Снизу шел «Академик Бах». Володя следил за ним, сидя на штабелях досок, сложенных на берегу.
«Академик Бах» обогнул отмель против Стрелки и снисходительным басом ответил на приветственный гудок встречного катерка. Катерок, тесно набитый людьми, убежал вниз, в пригороды, а теплоход «Академик Бах» величаво прошел вверх, к дебаркадеру, взбивая за кормой гряду крутых, пенистых волн. Волга чуть покачалась и два-три раза мерно плеснулась О берег.
Володя поджидал Женю. Он немного продрог в легком пиджачке, а Женьки все нет. И пора бы домой, и не хочется уходить.
Володя сидел на берегу и думал. Разговор с отцом здорово задел его.
Володя надеялся — отец погрозит, побранится, а завтра все вернется к старому. Однако старое не вернулось.
А сегодня на уроке географии Гликерия Павловна вызвала его отвечать, улыбалась, кивала и заявила на весь класс:
— Ребята, смотрите-ка, подтянулся наш Новиков!
Женя Горюнов заспорил:
— Несправедливо! Новиков не хуже других знал. Не доверяете Новикову!
Гликерия Павловна стукнула карандашом по столу:
— Ох, уморите, спорщики! Доверие за так не дается, пусть-ка заслужит.
Вот До чего дошло дело!
Даже занятия с Ольгой не доставляли Володе прежней радости. Ему и встречаться с ней теперь не хотелось.
Володя слез с досок и подошел ближе к воде.
Волга сегодня спокойная, плеснет волной на песок и снова чуть слышно, монотонно бормочет.
«Академик Бах» хрипло прогудел три раза и отвалил от дебаркадера.
— Э-эй! — услышал Володя.
Женька стоял наверху, на набережной, и орал оттуда, перегнувшись через решетку:
— Э! Кто пошел? «Лермонтов»?
— «Академик»! — закричал Володя в ответ.
— «Александр Сергеич»? — не расслышав, надрывался Женька.
Он оглянулся — милиционера поблизости не было.
Перемахнув через решетку, Женька ползком стал спускаться с выложенной булыжником кручи.
Теплоход заходил уже под сквозные арки моста, легко летящего с берега на берег, в последний раз блеснул на солнце белыми бортами и исчез.
— В разведывательный рейс пошел, — сказал Женька. — А ну-ка, угадай, что в руке? — протянул он зажатый кулак.
— Ключ от лодки!
— Едем! Живей! Сходим только за веслами.
Он побежал за мыс набережной. И Володя — за ним.
Там, на высоком деревянном фундаменте, стоял дом бакенщиков; по углам его вытянулись четыре тонкие осинки, увешанные длинными серовато-дымчатыми серьгами, кажется — на каждой осинке надета серебряная шапка.
— Сейчас! Погоди! — крикнул Женька, исчезая за домом.
Через пять минут он притащил откуда-то весла.
Они кинули жребий. Грести в первую очередь выпало Володе.
— Ну ладно, садись на весла, раз ты такой везучий, — скрывая огорчение, согласился Женя и, оттолкнув лодку, с разбегу в нее вскочил: — Чего глядишь? Весло на укол! Отпихивайся!
Они вышли на стрежень. Незаметные с берега, здесь ходили невысокие, плавные волны. То были даже не волны — поднимется, словно от мощного вздоха, во всю ширь, едва глаз охватит, вода, опустится, снова поднимется. Сила и глубь в ритмичном дыхании Волги.