Надежда (Сергеевна)

Сегодня была очередь Блука, и это был единственный день, когда женщина не могла с чистой совестью оставить детей без присмотра. Ксенос, в отличие от остальных, держался от детей подальше — наверное, потому, что у него самого не было ни малейшего шанса стать отцом. В силу своей физиологии он даже не мог проводить с Надеждой время и оставался в роли няньки с явной неохотой.

Сейчас он играл с девочками у крыльца. Вернее, должен был играть, но, обогнув длинный дом, Надежда с удивлением и растущей тревогой заметила, что дочки остались одни. Старшая сидела в песке, копаясь в нем и успела так перемазаться, что мыть ее пришлось бы целиком — с платьем и обувкой. А вот младшая целеустремленно ползла куда-то в сторону ближайших кустов. Еще немного — и она скроется из вида. Нет, девочка уже давно умела ходить, но на дальние расстояния предпочитала ползать. Тем более что ползком так удобно исследовать местность, подбирая в траве всякую всячину.

— Блук! — Надежда поставила корзину на землю. — Блук?

Ксенос не отозвался. Как в воду канул. Поймав уползшую дочку уже возле кустов и вытряхнув из детских ладошек какой-то лесной мусор и парочку раздавленных насекомых — интересно, она сколько успела съесть? — Надежда с тревогой огляделась.

— Блук!

Стало страшно. За пять лет этот лес не стал для нее близким и родным. Нет, Надежда уже выучила названия всех растений и животных, которые обитали в этой местности, умела отличать съедобные растения от несъедобных и откровенно ядовитых, даже начала различать по голосам некоторых местных летающих тварей, которых поселенцы звали птицами, хотя те на привычных птах походили, как ящерица на лягушку. Но в лесу обитали не только дикие звери. Иногда от трапперов доходили слухи, что далеко не все матки уничтожены, и где-то на севере пробудилась еще парочка. А это значит, что в один далеко не прекрасный момент отряды рептилоидов-искателей появятся и у порога ее дома.

Но если этот день уже настал?

— Блук! Отзовись!

Смерив взглядом расстояние до дома — успеет ли добежать с дочкой под мышкой — Надежда осторожно добралась до опушки.

Она не умела читать следы, хотя Шоррен во время коротких прогулок по лесу и пытался ей показывать, где пробежал какой зверек и что значат примятые вот так побеги плюща и папоротника. Знать основы было необходимо, особенно после того, как пошли слухи о новых пробудившихся рептилоидах, а местные хищники приспособились к людям. Нет, к поселениям они опасались подходить, наученные горьким опытом, но чаще стали атаковать из засады на одиноких путников.

И сейчас Надежда заколебалась — либо искать пропавшего блуканина, либо вернуться в безопасное место с дочкой на руках.

— Блук! — последний раз позвала она.

Какой-то шорох был ей ответом — словно кто-то, затаившийся за соседними кустами, неловко повернулся, задев ветки. Надежда вздрогнула, невольно так стиснув дочь, что девочка заплакала. Тем не менее, женщина одолела свой страх и осторожно сделала шаг. Здравая мысль толкала ее вперед — рептилоиды жили пока слишком далеко на севере и сюда попасть никак не могли. А если это опасное животное, то мелкое вряд ли нападет в одиночку, а крупное не спрячется за кустами.

Еще несколько шагов, и сквозь ажурную листву папоротника Надежда увидела знакомую бледно-голубую кожу и гребень, налитый сине-зеленой, как водоросли, кровью.

Увиденное потрясло ее так, что она едва не выпустила ребенка. Полуголый — видимо, чтобы комбинезон не стеснял движений, выставив напоказ мускулистую спину с рудиментарным спинным гребнем, продолжением головного, блуканин скорчился на траве и, яростно урча, что-то торопливо пожирал.

— Блук? Что ты…

Надежда осеклась, когда тот рывком выпрямился. Нижняя часть лица и тонкие губы его, а также шея и руки были выпачканы в крови какого-то мелкого зверька, останки которого Блук еще крепко сжимал в пальцах. Рядом на земле валялись перепончатые крылья, смятые, как бумажные, длинный тонкий хвост и лапки с костлявыми пальчиками. Блуканин выедал тушку изнутри.

— Ты…что делаешь? Ты голоден? Или…

— Да, — коротко, невнятно ответил тот. — Еда.

Торопливо зачавкал, спеша прожевать и проглотить то, что у него было во рту.

— Но…

— Тебя — нет, не трону, — он сглотнул, проводя по губам коротким раздвоенным языком. — Детей не трону. Не трогал никогда никого разумного. Но я должен, — он придирчиво окинул взглядом останки зверька в ладонях, — должен это… Другая физиология, понимаешь?