Надрез

Если бы ему только удалось отделаться от этой картины. Она преследует его кошмаром, постоянно возникает перед внутренним взором: лицо отца, мертвое, перекошенное, гротескная дыра в голове матери, липкая красная лужа на полу… Если бы кто-то просканировал его сознание, то обнаружил бы именно эту картину.

Дэвид пытается представить себе Габриэля в пижаме с Люком Скайуокером и с пистолетом в руке. Пытается объяснить себе, почему его брат мог выстрелить. Но у него ничего не получается.

Вот бы дождь смыл это все!

Он думает о Шоне, о том, что так и не встретился с ней в «Санта-Медиа» и после этого не попросил у нее прощения. Всю его жизнь словно сорвало с петель, как дверь. Дверь, в которую вошел Габриэль.

Он тянется за мобильным, набирает номер Шоны – но тут звонит телефон у него на столе. Ругнувшись, он сбрасывает вызов и берет трубку рабочего телефона.

– Науманн.

– Буг.

От голоса директора Дэвид чуть не оглох. Только Буга ему сейчас не хватало!

– Почему от тебя ничего не слышно? – осведомляется директор. – Мы же договорились, что ты разработаешь идею шоу о преступности.

– Я работаю над этим, – устало отвечает Дэвид.

– Ага. Ты, наверное, имеешь в виду, что у тебя до сих пор ничего не готово.

– Ничего, что можно прописать в отчете, – лжет Дэвид.

Буг раздраженно вздыхает.

– Слушай, Дэвид, пока ты там дурью маешься и ни хрена не делаешь, у тебя тут проблемы назревают. Мне кое-кто позвонил…

– Кто позвонил?

– Старик. По поводу тебя.

– Фон Браунсфельд? Но почему он звонит тебе насчет меня? – удивляется Дэвид.

– Вы с ним недавно виделись. У меня в приемной, помнишь?

«Как будто я мог забыть об этом!» – думает Дэвид. В тот день Буг объявил ему, что теперь он руководит и отделом развлекательных программ, а значит, становится его непосредственным начальником.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну, тут такое дело… Для фон Браунсфельда очень важна репутация. Он навел справки насчет «Treasure Castle» и весьма разозлился. Спросил у меня, почему у нас работает человек, признанный виновным в нарушении авторских прав.

– Нарушение авторских прав? – Дэвид возмущенно ловит ртом воздух. – Признанный виновным? Мы подписали мировое соглашение, чтоб ему пусто было! Это совсем другое дело! До суда даже не дошло!

– Да какая разница, Дэвид! Суть-то та же. Сам знаешь, как оно бывает.

У Дэвида ладони покрываются по́том.

– И… что это значит?

– Он хочет тебя уволить.

«Уволить». Это слово будто вспыхивает в тишине – и не гаснет. Дэвид опускается на подлокотник кресла. Дождь бьет в окно – будто гвозди вколачивает.

– Ты шутишь.

Буг молчит – учитывая обстоятельства, его молчание красноречивее любых слов.

– Он… он не может так поступить.

– Может. Телекомпания принадлежит ему. – Буг покашливает. – Слушай, Дэвид, хочешь верь, хочешь нет, но мне это тоже не нравится. Ты парень башковитый, и, когда ты не впадаешь в морализаторство и не ведешь себя как размазня, с тобой приятно иметь дело. И мне, честно говоря, глубоко насрать, украл ты чью-то идею или нет. Главное, чтоб идея была что надо. Вот только проблема в том, что сейчас никаких идей у тебя нет. А значит, у меня нет повода вступаться за тебя перед фон Браунсфельдом. Понимаешь, о чем я?

– Ну… да, конечно.

– Так что дай мне уже повод, парень.

– А когда будет принято решение? Ну, об увольнении?

– Оно уже принято. Завтра получишь письмо с уведомлением о сроках. Но на оставшееся рабочее время ты будешь отстранен от должностных обязанностей.

Дэвид закрывает глаза. Быть этого не может.

– А теперь не дури, парень, – ревет Буг, точно читая его мысли. – Воспользуйся этим временем. Если до окончания срока у тебя получится придумать что-то стоящее, фон Браунсфельд может и отменить приказ о твоем увольнении.

– Это он так сказал?

– Нет. Это я так говорю.

Дэвид молчит.

– Так ты будешь за меня хлопотать?

Буг театрально вздыхает.

– Я всегда похлопочу за того, кто может подкинуть мне идейку-другую.

– Вы хотите меня отсюда вышвырнуть, а я вам еще идеи для шоу придумывать буду?

– Так, вот только не надо тут мелодраму разыгрывать. Если ты не успеешь в срок – мне придется искать кого-то другого на твое место. Так что подумай об этом. Доброй ночи.

– И как ты себе это представляешь? – возмущенно кричит Дэвид. – Что я тебе за три дня что-то с потолка возьму?

Но Буг уже повесил трубку.

Дэвид в ярости швыряет трубку на рычаг – так сильно, что от аппарата отламывается кусок пластмассы и летит ему в щеку, прямо под правый глаз. Дэвид медленно поднимается – и ему кажется, что сейчас он ведет себя неправильно. Словно бы он должен был вскочить, распахнуть окно, заорать что-то, перекрикивая завывания ветра и шум грозы. На мгновение его охватывает жгучая ярость. Дэвид представляет себе, как вламывается в кабинет Буга и крушит там все бейсбольной битой.

Но бейсбольной биты у него нет. И окно закрыто. Он заперт тут, как в консервной банке, стоит перед своим отражением в стекле. Дэвид раздраженно смотрит на темное пятнышко у себя под глазом и поднимает к щеке руку. На кончике пальца остается кровь.