Читаем Наказание памятью (СИ) полностью

  Эдилия бережно поцеловала подвеску, но выпустить её из рук не смогла. Сева ухмыльнулся и цепко схватился за неё рукой. И тут глаза его похолодели...



  "Ах, вот в чём дело! - мгновенно сообразила женщина, - нужно прикосновение!" И кулаком с зажатым в нём талисманом с силой толкнула Севу на Рудика. Подростки еле-еле устояли на ногах. Юркая серебристая змейка Севы выскользнула из руки хозяина. Рудик наклонился, чтобы поднять её, и в этот миг его позвоночник сковала непонятная чудовищная сила. Подростку показалось, что он слышит треск своего собственного скелета.



  На станции свистнул маневровый паровозик. Сева в тон ему обреченно взвизгнул и мордой ударился о землю. Рудик, всё ещё стоя на четвереньках, покосился на него и увидел крепенький, словно молодая волнушка, розовый пятак Севы. И ещё... своё глянцевитое копытце и стремительно прорастающую сквозь кожу щетину.



  Генка, пока прятал в карман деньги, что-то упустил. И теперь близкий к обмороку стоял и заморожено смотрел, как его друзья скрючиваются, раздуваются и на глазах обрастают щетиной. У Севы в поясе сразу по всем швам треснули его любимые джинсы. А его кожаная безрукавка лопнула, как стручок гороха, - молния не выдержала. Рудик, немного побарахтавшись, сам выскочил из своей незамысловатой одёжки, но не убегал, а стоял и недоуменно хрюкал. У Севы дела обстояли похуже. Его экстравагантная кожанка сильно натянулась у него на спине и выворачивала ему передние ноги.



  - Что это... с-с-с ними? - наконец выдавил из себя вожак.



  - Кто знает? - отозвалась Эдилия. - Может, съели что-то не то или выпили. А может, это их свинская натура наружу вырвалась. Ты бы помог ему, что ли...



  Женщина кивнула на Севу. Генка испуганно посмотрел на неё и лунатической походкой подошёл к своему бывшему приятелю, осторожно взял его за переднюю ногу и попытался высвободить её. Но ничего из этого не вышло. Повторил попытку ещё и ещё раз. Возмущённо оглянулся.



  - Вот, пижон, - проговорил парень. - Он и сейчас при пантах. Стоит себе в растопырку, будто копилка фарфоровая.



  - А ты попробуй стащить куртку через голову, - посоветовала Эдилия.



  Генка ухватился за кожанку и одним рывком стащил её с головы Севы. Тот переступил через куртку и посмотрел на Генку.



  - Как зовут? - кивнула Эдилия в сторону освобожденного пленника.



  - Севка.



  - А второго?



  - Рудик.



  - Понятно. А тебя?



  - А меня-то зачем?! - попятился Генка.



  - Так ты же атаман у них.



  - Это... это всё ты? - вдруг догадался он. - Не хочу!



  - Стой. Серьги мои верни! - потребовала Эдилия.



  Но этот окрик ещё больше напугал Генку. Им всецело овладела паника. Он круто развернулся, чтобы бежать, но Эдилия бросилась к нему и схватила его за рубашку.



  - Я не буду оборотнем! - отбиваясь, исступленно завопил он.



  Но Эдилия уже произнесла роковые для него слова и коснулась его подвеской.



  - Поздно. Ты не лучше своих друзей. Так что становись тем, кто ты есть, что б тебя не путали с человеком.



  Генка выскользнул из рубашки и, теряя одежду, сломя голову понёсся к освещённой улице. Меньше чем через минуту с той стороны послышался визг тормозов и глухой удар. Эдилия всё поняла. Подсвинки, как ей показалось, тоже с укором уставились на нее. Она с трудом расстегнула пуговку на кармане Генкиной рубашки, достала из него свои деньги и серьги, сунула их в сумочку. И пошла к шоссе. Подсвинки перехрюкнулись и, поотстав, поплелись следом.





  - Что, без вожатого ни шагу? - съязвила Эдилия. - Это от страха. И почему не жить было по-людски: учится, работать, добиваться счастья, человеческого, а не поросячьего? Почему?



  У обочины шоссе стояла зелёная "Сузуки". Водитель, склонившись к бамперу, рассматривал на нём трещины. Метрах в пяти сидел сбежавший вожак, и время от времени крупно дрожал. Увидев женщину и вблизи неё двух подсвинков, водитель кивнул в сторону виновника ДТП, сердито спросил:



  - Ваш поросёнок?



  Эдилия, заметив поразительное сходство мужчины с последним подростком, ответила:



  - Вы в своём уме? Скорее уж ваш. Вы же его сбили, вот и забирайте.



  - А что мне с ним делать? Это летом-то... - подсвинок встал на все четыре и вильнул хвостиком, - разве что тушенки наварить, - задумчиво произнёс водитель.



  Поросёнок взвизгнул и опрометью бросился в рощу. К нему присоединились и два других. Водитель долго и напряженно смотрел им вслед. А женщина перешла дорогу и скрылась между домами.





  Как только подсвинки вбежали в рощу, Генка прохрюкал: - А знаете, кто меня сейчас бампером бортонул?



  - Ну, кто? - приостановился Сева.



  - Батя мой.



  - Да, ну! И что он?



  - Если б остался - был бы с тушенкой.



  - Кто?



  - Известно кто, - батя. А мамка сейчас пирожки печет. Эх, пожрать бы.



  - Да. Это было б здорово, - поддержал Рудик. - А куда мы теперь?



  - Ну, о квартире можно сразу забыть, - заметил Генка и покосился на Рудика. - А вот собственный дом другое дело. Может, к твоим подадимся?



Перейти на страницу:

Похожие книги

Мизери
Мизери

От автора:Несколько лет назад, прочитав в блестящем переводе Сергея Ильина четыре романа Набокова американского периода ("Подлинная жизнь Себастьяна Найта", "Пнин", "Bend sinister" и "Бледное пламя"), я задумалась над одной весьма злободневной проблемой. Возможно ли, даже овладев в совершенстве чужим языком, предпочтя его родному по соображениям личного или (как хочется думать в случае с Набоковым) творческого характера, создать гармоничный и неуязвимый текст, являющийся носителем великой тайны — двух тайн — человеческой речи? Гармоничный и неуязвимый, то есть рассчитанный на потери при возможном переводе его на другой язык и в то же время не допускающий таких потерь. Эдакий "билингв", оборотень, отбрасывающий двойную тень на два материка планеты. Упомянутый мной перевод (повторяю: блестящий), казалось, говорил в пользу такой возможности. Вся густая прозрачная вязкая пленка русской набоковской прозы, так надежно укрывавшая от придирчивых глаз слабые тельца его юношеских романов, была перенесена русским мастером на изделие, существованием которого в будущем его первый создатель не мог не озаботиться, ставя свой рискованный эксперимент. Переводы Ильина столь органичны, что у неосведомленного читателя они могут вызвать подозрение в мистификации. А был ли Ильин? А не слишком ли проста его фамилия? Не сам ли Набоков перевел впрок свои последние романы? Не он ли автор подробнейших комментариев и составитель "словаря иностранных терминов", приложенного к изданию переводов трех еще "русских" — сюжетно — романов? Да ведь вот уже в "Бледном пламени", простившись с Россией живой и попытавшись воскресить ее в виде интернационального, лишенного пола идола, он словно хватает себя за руку: это писал не я! Я лишь комментатор и отчасти переводчик. Страшное, как вдумаешься, признание.

Галина Докса , Стивен Кинг

Фантастика / Роман, повесть / Повесть / Проза прочее / Проза