Нам нужно поговорить о Кевине

У такого маленького именинника, еще не до конца понимавшего идею дня рождения, не было никаких причин осмыслять необходимость резать торт на кусочки торта. Ты рассмеялся, и я была рада, что после стольких стараний ты смог увидеть комизм в этом происшествии. Но вытирая ему руки влажным полотенцем, я подавила смех. То, как Кевин погрузил обе руки в середину торта и одним хирургическим движением разделил его на две части, тревожно напоминало сцены в телесериалах про медиков, когда пациента нужно реанимировать, и кто-нибудь из врачей вопит: «Ломайте!» Еще более кровавые программы, которые показывали ближе к концу тысячелетия, вообще не оставляли простора воображению: грудная клетка раскалывается под электропилой, ребра растягивают в стороны, и наш красавец-доктор скорой помощи погружается в красное море. Кевин не просто играл с тем тортом. Он вырвал у него сердце.

Конечно, в итоге мы пришли к неизбежному обмену: я позволила тебе найти нам дом за Гудзоном, а ты дал согласие на то, чтобы я поехала на разведку в Африку. Эта сделка была нечестной по отношению ко мне, но ведь от отчаяния люди часто выбирают краткосрочное облегчение в обмен на долгосрочные потери. Так что я продала свое право первородства за миску супа[109].

Я не хочу сказать, что жалею о времени, проведенном в Африке, хотя оно и было не очень качественным, потому что я неправильно выбрала момент для поездки. Материнство затянуло меня в круг проблем, которые мы обычно считаем низшими материями: еда и дефекация. И в конечном счете Африка состоит именно из этого. Наверное, в конечном счете из этого состоит любая страна, но я всегда ценила усилия, направленные на сокрытие данного факта; и, наверное, мне было бы лучше путешествовать в другие, более декоративные страны, где в ванной лежит розовое мыло, а еду украшают хотя бы листиком зеленого салата. Брайан рекомендовал детей в качестве отличного антидота против пресыщенности: он говорил, что человек учится заново ценить мир, глядя на него через их широко распахнутые от восхищения глаза, и все, от чего ты уже успел устать, вдруг кажется полным жизни и новизны. Что ж, звучало круто, словно настоящая панацея – лучше, чем подтяжка лица или рецепт на валиум[110]. Но я вынуждена с досадой сообщить, что, когда бы я ни посмотрела на мир глазами Кевина, он всегда казался необыкновенно унылым. Если смотреть на мир глазами Кевина, он всегда выглядел как Африка, где люди толпятся, воруют, попрошайничают, незаконно селятся на чужой земле, ложатся и умирают.

И все же среди всей этой нищеты и убожества я не могла найти компанию по организации сафари, которая была бы в состоянии как следует просчитать бюджет: большинство из них запрашивали несколько сотен долларов в сутки. Точно таким же образом и жилье делилось лишь на два типа, что полностью исключало мою целевую аудиторию: оно было либо роскошным и дорогим, либо грязным и дешевым. Разнообразные итальянские и индийские рестораны предлагали хорошую еду за нормальные деньги, но в аутентичных африканских заведениях подавали лишь ничем не приправленную козлятину. Транспортное сообщение было ужасным: поезда то и дело просто останавливались, самолеты были старыми и изношенными, а пилоты – только что из какой-нибудь безвестной летной школы; водители носились по дорогам словно камикадзе, а болтливых пассажиров в автобусы набивалось втрое больше положенного, да еще и с курами.