– Существует единодушное мнение, что насилие – это не способ донести до кого-то свою точку зрения. И черт подери, это действительно так. Я хочу, чтобы ты больше этого не делала, Ева.
Понятно: я шлепаю Кевина – ты шлепаешь меня. Картина была мне ясна.
– Пожалуйста, можем мы уйти отсюда? – холодно предложила я. Кевин притих и сбавил громкость до неуверенных всхлипываний, но он мог легко растянуть этот этап еще на добрые десять минут. Господи, этот маленький актер сыграл почти драматическую роль.
Ты сделал знак, чтобы нам принесли счет.
– Это, конечно, не та обстановка, в которой мне хотелось сделать
Я не поверила своим ушам.
– Ты
– Если бы я не поторопился, у нас бы его увел другой покупатель. Кроме того, ты ведь не интересовалась этим делом. Я подумал, что ты обрадуешься, что все закончилось без твоего участия.
– Ясно. Насколько я вообще могу быть рада тому, что изначально даже не было моей идеей.
– Так вот в чем дело, да? Ты не в состоянии одобрить ничего, что не было твоей задумкой. Если не ты сама придумала проект «Пригород», то ты им страшно недовольна. Удачи в делегировании полномочий на работе; тебе это дастся нелегко.
Ты оставил официантке щедрые чаевые. Лишние три доллара, как я поняла, должны были компенсировать шутку про лицо в какашках. Твои движения были механическими. Я видела, что ты обижен. Ты всюду искал этот дом, ты с нетерпением ждал возможности сообщить эту новость, и ты, наверное, очень хотел обладать недвижимостью, иначе не стал бы его покупать.
– Прости, – прошептала я, когда мы выходили из ресторана и другие клиенты украдкой глазели на нашу компанию. – Я просто устала. Я рада. Жду не дождусь, когда увижу дом.
– На-
Я подумала:
Больше, чем когда-либо.
1 января 2001 года
можешь считать это данным самой себе новогодним обещанием, но я скажу тебе то, что меня подмывало сказать долгие годы: я ненавидела этот дом. Я возненавидела его с первого взгляда. И со временем он не стал нравиться мне больше. Каждое утро я просыпалась среди этих гладких поверхностей, элегантных конструкторских деталей, ровных горизонтальных контуров и активно все это ненавидела.
Я допускаю, что район Найак – лесистый и расположенный прямо на Гудзоне – был правильным выбором. Ты был так добр, что отдал предпочтение округу Рокленд в Нью-Йорке, вместо того чтобы найти дом в Нью-Джерси – в этом штате наверняка есть множество прекрасных мест для жизни, но само его название звучит для меня убийственно. Найак был неоднородным в расовом отношении и на первый взгляд выглядел непритязательно и слегка неопрятно, как и Чатем; но в отличие от Чатема, эта внешняя потрепанность и непритязательность была иллюзией, поскольку на протяжении многих десятилетий все новоприбывшие здесь были неприлично богаты. Главная улица, вечно с обеих сторон заставленная ауди и БМВ, дорогущие забегаловки с фахитас[123]
и винные бары, переполненные посетителями, и унылые обшитые деревом трехкомнатные дома на отшибе, выставленные на продажу за 700 штук баксов. Единственная претензия Найака – недостаточное притворство. Боюсь, он контрастировал с самим Гладстоном – расположенным севернее, относительно новым спальным районом, чей крошечный центр с имитацией газовых фонарей, заборами из горизонтальных балок и торговыми фирмами с названиями вроде «Старая Добрая Сэндвичная», являл собой квинтэссенцию того, что британцы называют «шикарным».По правде говоря, сердце у меня упало, когда ты свернул с променада Палисейд и с гордостью плавно повел пикап по длинной помпезной аллее. Ты ничего не рассказал мне о доме, чтобы «сюрприз» удался лучше. Что ж, тебе удалось меня удивить. Это было одноэтажное просторное здание из стекла и бежевого кирпича, с плоской крышей, и с первого взгляда оно напоминало штаб-квартиру какой-нибудь могущественной филантропической организации по разрешению конфликтов, у которой куча денег, и в этой штаб-квартире они вручают «премии за сохранение мира» людям вроде Мэри Робинсон[124]
и Нельсона Манделы.