Наперегонки со временем

Бецалел организовал среди поселенцев жеребьевку на получение жилых домов. Дома были прикреплены к земельным участкам по системе, принятой нашими проектировщиками. Разбросанность села была большая, поэтому некоторые дворы, естественно, расположены ближе к центру села, а другие — дальше. Мы решили бросить жребий, чтобы потом не было жалоб на несправедливое решение. Бецалел рассказал мне, что жеребьевка прошла благополучно, и что каждый поселенец теперь знает, какой ему достался дом.

Приготовления к празднику переселения были закончены. В центре села построили трибуну, мачты для флагов. Для гостей приготовили угощение.

За день до праздника привезли поселенцев. Я стоял в центре села с группой инструкторов и работников района, когда из Херувита начали прибывать первые грузовики. Руководил всем Бецалел. Поселенцы сошли с машин, а мы приготовились развести их по домам, согласно жеребьевке. Какие мы были наивные!

Ифрах Масод, крепко сбитый и хитрый мужчина, глава большого рода, состоящего из десятка семейств, первым спрыгнул с машины и захватил дом, расположенный ближе всего к магазину. Остальные семейства своего рода он рассовал в соседние дома. Бецалел закричал что было силы:

— Ифрах Масод, что ты делаешь?! Это не твой дом!

Не успели мы и глазом моргнуть, как глава рода Бен-Хаму, состоявшего тоже из десятка семейств, захватил дом у синагоги, а члены его небольшого «племени» — остальные дома по соседству.

Глава и остальные мужчины рода Ревиво, видя, что их «провели» и захватили дома, доставшиеся им по жребию, закричали караул. Семейство Коген напустилось с кулаками на семейство Ифраха Масода. Сыновья Асулина набросились на детей Бен-Хаму.

Бецалел носился как ошалелый от одного к другому, кричал, просил, умолял, угрожал — без всякой пользы. Люди вцепились один в другого, и все село превратилось в сплошной балаган.

Мы ринулись в самую гущу, начали разнимать дерущихся, а потом снова стали распределять дома — на этот раз уже не по жребию, а по родам. Только к концу дня, когда на обезумевшее село спустились сумерки, а люди утомились, нам удалось положить конец суматохе и вселить большинство поселенцев в бараки. Несколько семейств ворвались в общественные здания и отказывались освободить их. Все сердито пререкались. Все были недовольны тем, что им досталось.

Это было только начало. Поздно ночью я вернулся в Ашкелон. Тут же позвонил руководителям «Движения мошавов» и категорически объявил им, что торжества отменяются и поэтому необходимо немедленно оповестить печать, и радио. Только их нам еще не хватало!

Назавтра, рано утром, я помчался обратно в Оцам. У меня было смутное предчувствие, что беды на этом не кончились.

Встретил меня Бецалел и рассказал, что «делегация» поселенцев в составе десятка мужчин ушла ночью в неизвестном направлении. Он опасается, что они подались в Тель-Авив или в Иерусалим, чтобы устроить демонстрацию перед «начальством».

— Ифрах Масод тоже поехал с ними? — спросил я.

— Нет, — ответил Бецалел. — Ифрах Масод организует бунт на месте. Он подстрекает людей не выходить сегодня утром на работу.

Тем временем приехал десятник «Керен Кайемет», чтобы повезти людей на работу по посадке деревьев неподалеку. Ничего другого мы пока не могли им предложить.

Из ворот одного барака вышел Ифрах Масод, а с ним с два десятка возбужденных евреев. Ифрах обратился к нам и заявил, что «жители этого села не выйдут на работу в «Керен Кайемет», потому что зарплата там низкая, работа тяжелая, и вообще мошав Оцам перейдет на днях в ведение «Гапоэл Гамизрахи» и перестанет быть «нечистым» и трефным» местом».

Работник «Керен Кайемета», опытный и тертый товарищ, принялся собирать людей с «окраин» села. Они начали залезать в машины. Увидев такое дело, Ифрах схватил лопату и бросился на инструктора, злобно выкрикивая:

— Я размозжу тебе голову!

Началась драка, суматоха и балаган. Люди, согласившиеся выйти на работу, испугались и спрыгнули с машин.

Я завел свой джип, во весь опор помчался в полицию Ашкелона и вернулся в сопровождении сержанта и нескольких полицейских. Те задержали Ифраха Масода по обвинению в нападении на инструктора и забрали его с собой в полицейский участок Ашкелона.

В обед нам стало известно, что делегация, выехавшая из Оцама, добралась до руководящих учреждений в Тель-Авиве и до дома «Гапоэл Гамизрахи», устроила там сидячую забастовку протеста против подавления свободы совести, против «трефного» и «хазера» в Оцаме.

Журналисты и фотокорреспонденты накинулись на сенсацию, и на страницах всех газет появились фотографии наших евреев в халатах и статьи о их жалобах.

Я вмиг понял: если делу не положить конец немедленно, то это приведет к цепной реакции, которая превратит «Оцам», «Шахар» и «Ноам» в притчу во языцех.